Кровавый шабаш

Атеев Алексей Григорьевич

ШАБАШ

Прошли еще сотню метров, тут старик остановился, обернулся:

— Все. Дальше двинешься одна. Можешь приступать.

— К чему приступать?

— К превращению в ведьму. Ступай, на разговоры не остается времени. Главное, не бойся. — И старик, развернувшись, отправился восвояси.

Женя осталась одна. Где-то внизу виднелись отблески костра. Несмотря на ночную пору, воздух был душен. Луна освещала каменистую поверхность, по которой вилась тропка. Все казалось призрачным, напоминало ночной кошмар и одновременно внушало вполне реальный ужас.

«Хорошо ему говорить — не бойся», — с тоской подумала Женя, и вдруг ей показалось, что все происходящее уже когда-то случилось с ней. Она мотнула головой,

отгоняя наваждение. Ничего не оставалось, как идти вперед. Ладно! Она медленно стала спускаться в котловину. Еще несколько шагов… Что-то не то. Ах да! Нужно раздеться. Она вновь остановилась, глянула вниз. Теней возле пылающего костра как будто прибавилось. Женя медленно стащила майку, расстегнула пуговку джинсов. Несмотря на духоту, она мгновенно покрылась гусиной кожей. По телу волной прошел озноб. Женя судорожно сглотнула. Потом повела бедрами, джинсы упали вниз. Трясущимися руками совлекла с себя все остальное, дотронулась пальцами до кроссовок, но решила оставить их. Почему-то это обстоятельство прибавило уверенности. Она сунула капсулу, врученную стариком, за щеку, потом вспомнила, что нужно намазаться. Снова нагнулась, достала из джинсов баночку с мазью, открыла крышку, набрала на палец жирного, неприятно пахнущего вещества, мазнула по лицу, потом по животу. Как же мазаться? Растирать, что ли? Или достаточно нанести ее на отдельные участки тела? Мазь, густая, словно топленый свиной жир, воняла какой-то тухлятиной, гнилью болотного ила, собачьими испражнениями и еще чем-то столь же омерзительным. Женю чуть не вырвало. Почти не соображая, что делает, она стала мазать противным веществом лицо, руки, живот, бедра. Мазь в баночке кончилась, и Женя вздохнула с облегчением.

Неожиданно она ощутила прилив сил и тут же успокоилась. Озноб прошел, страх исчез, уступив место радостно-тревожному чувству ожидания чего-то необычайно увлекательного и в то же время запретного. Неужели мазь действует подобным образом? Вроде наркотика… Ладно! Женя почти бегом устремилась по тропке вниз.

И вот она уже внутри котловины. Движущиеся тени превратились в реальные человеческие фигуры. Было их тут, может, тридцать, может, чуть больше. В основном женщины, но имелись и мужчины. Многие лица скрывали маски. Все непрерывно двигались, словно не в силах устоять на одном месте. Они не общались друг с другом, а, приплясывая, кружились или рывками перемещались по площадке, иногда сталкиваясь, но тут же отскакивая прочь. Женю удивило, что большинство женщин выглядели явно не молодыми: массивные зады и ляжки, отвисшие груди, жирные плечи в пламени костра казались еще непривлекательнее, чем в реальности, но, несмотря на это, вовсе не представлялись Жене такими уж отталкивающими. Наоборот, притягивали к себе взгляд. Впрочем, были здесь и молодые цветущие девушки, но вот они-то, напротив, казались чем-то инородным, несовместимым с подобным местом.

Женя тоже поддалась общему ритму и закружилась среди сборища. Присутствовавшие по-прежнему не общались между собой, однако чувствовалось, что все чего-то ждут. Людей становилось все больше, некоторые, похоже, прибывали группами. Скоро стало даже тесно. Голые тела касались друг друга, как в бане, и, как в бане, они казались потными и распаренными. И над всеми витал запах гнили, присущий тому веществу, которым, как поняла Женя, были намазаны все без исключения участники шабаша.

«Почему же многие в масках? — недоумевала Женя. — Или даже здесь они не желают быть узнанными?»

Она попыталась разобраться в собственных ощущениях. Было так весело, словно она участвовала в неком карнавальном празднестве, на котором все дозволено. И тут она вспомнила о старике. Ведь он послал ее сюда вовсе не для того, чтобы она развлекалась. Все происходящее связано с Глашей. Но где же она сама? До сих пор Женя не заметила ее среди присутствующих. Возможно, на ней тоже маска. Что ж, посмотрим. Пока ничего страшного не происходит.

Вдруг неясный гул пронесся по толпе. Движение замедлилось, а вскоре и совсем прекратилось.

Замерла и Женя, устремив взгляд туда, куда смотрели остальные. Откуда-то сбоку, из-за громадного гранитного валуна, появилась бесформенная черная тень. Женя вздрогнула, не понимая, кто или что перед ней. Она присмотрелась. Однако ничего толком разобрать было невозможно. Как раз в эту минуту костер вдруг притух, языки пламени исчезли, и только от углей исходил неяркий рдеющий свет. Все вокруг погрузилось в призрачную лунную мглу. По толпе пронесся вздох не то испуга, не то исступления. Стоявшая рядом с Женей женщина тоненько завыла, отчего у самой Жени неожиданно застучали зубы. Будто ледяной водой окатили ее, всякое веселье мгновенно выветрилось, словно его и не бывало. Только теперь, в почти полной тьме девушка заметила, что от тел собравшихся исходит едва заметное свечение, как от тлеющих на болоте гнилушек.

Тень приблизилась к плоскому, похожему на стол камню. Неожиданно костер полыхнул, теперь можно было различить некую фигуру, закутанную в бесформенное одеяние наподобие монашеской рясы. Фигура вскинула руки вверх. Все замерли.

— Братья и сестры, — раздался откуда-то из складок одежды глухой замогильный голос — непонятно, мужской или женский, — мы собрались здесь сегодня во имя великого и могучего, того, кто правит всем сущим и всем непознанным. Воздадим же должное его величию!

Говоривший уронил руки, и все словно по команде опустились на колени. Женя последовала общему примеру.

— Мы собрались здесь и для того, — продолжил голос, — чтобы избавиться от химеры лживой морали. Только он, наш господин и повелитель, определяет, что есть хорошо и что есть плохо. Веками преследовали нас, хранителей истинного знания, не дают покоя и теперь, но мы выжили и пронесли сквозь тысячелетия пламя нашей веры.

Однако служение нашему господину — нелегкая ноша, не каждому она по плечу. И не каждого мы допускаем припасть к источнику откровения. Все вы, собравшиеся здесь, суть избранные. Мы возвысились над толпой ничтожных людишек, мы — повелители судеб. Одобрительный гул прошел по рядам.

— Наш повелитель не ждет покорности, наш повелитель не требует смирения, — продолжал вещать неизвестный, — он не нуждается в этом! Единственное, что ему нужно… — Говоривший сделал паузу, словно ждал продолжения от тех, к кому он обращался.

Над котловиной повисла тягостная тишина.

— Ну! Что нужно хозяину?! — завопил неизвестный.

— Жертва? — неуверенно произнес кто-то в передних рядах.

— Жертва?.. Жертва?.. — послышались вопрошающие голоса слева и справа.

— Правильно! Во славу хозяина должна быть принесена жертва. Вы хорошо все понимаете. — Жене послышалась явная насмешка. — Ему нужна непорочная девственница. О! Наш хозяин обожает девственниц! И таковая у нас имеется!

Внезапно пламя костра вспыхнуло, словно кто-то бросил в него горсть пороха.

Фигура в балахоне театрально повела рукой. Из мрака выступили две другие фигуры, подталкивая перед собой третью, закутанную с ног до головы в темную ткань. Она двигалась словно автомат.

Личность в балахоне рывком совлекла ткань, и Женя чуть не вскрикнула: всего в десятке шагов от себя она увидела Глашу. Голова несчастной была опущена, лицо, насколько могла разобрать Женя, абсолютно ничего не выражало.

«Она и предназначена в жертву! — похолодела Женя. — Что же они собираются с ней делать? Неужели?!.» Так вот о чем говорил старик! Как помочь? Вот она стоит голая в толпе таких же голых придурков, а под рукой нет никакого оружия, хотя бы палки.

Тем временем сопровождавшие Глашу фигуры подхватили ее и осторожно уложили на каменное ложе.

«Как же поступить?» — лихорадочно соображала Женя. Вдруг она вспомнила о капсуле, которую перед тем сунула за щеку. Старик говорил, что нужно раскусить ее в самый ответственный момент. Похоже, такой момент наступил. Она нащупала языком капсулу. Пора. Нужно решаться. А если это яд? Но для чего старику давать ей отраву? И все-таки? А, была не была!