Кровавый след
Шрифт:
Эмма с любопытством осматривала самолет; глаза у нее горели. Она только что назвала предстоящую мне поездку «забавным приключением».
Дидерик Бранд подошел ко мне сзади.
— Не нужно беспокоиться, Лоттер — победитель международных состязаний.
Меня больше беспокоили не летные навыки Лоттера, а то, на чем он летает. Но я прикусил язык.
— Вот, на всякий случай. — Бранд передал мне сверток, обернутый промасленной тряпкой.
Я унюхал запах оружейного масла и начал разворачивать подарок.
Он положил на него руку:
— На вашем месте
— Мне следует знать что-то еще?
— Вы ведь знаете, какая у нас ситуация на дорогах, — ответил он.
Я не знал, что делать. Мой «глок» 45-го калибра с магазином на десять патронов лежал в спортивной сумке. Другого оружия мне не требовалось. Но Дидерик Бранд уже отвернулся и зашагал прочь. Отойдя подальше, поднял обе руки над головой и замахал ими:
— Давайте, двигайтесь!
Я посмотрел на часы. Без пяти двенадцать.
Два часа назад моя жизнь была очень легкой.
Я положил руку на крыло, собираясь забраться в кабину. Ко мне подошла Эмма; на ее лице отражалась любопытная смесь эмоций — тревога, гордость, нежность…
Мне хотелось ее поцеловать. Неожиданно она сама обняла меня и прижалась ко мне всем телом. Сказала что-то, но я не расслышал из-за рева двигателя.
— Что? — крикнул я.
Эмма прижалась губами к самому моему уху:
— Леммер, я люблю тебя!
— «Ромео-Виктор-Сиерра» вызывает Кейптаун, доброе утро, — сказал Лоттер в рацию, когда под нами поплыла Бокпорт-Роуд, а мой желудок прыгнул куда-то в горло. — Кейптаун, «Ромео-Виктор-Сиерра» произвел взлет из Локстона, десять ноль четыре зулу, план ноль два пять. «Ромео-Виктор-Сиерра».
— «Ромео-Виктор-Сиерра», поправка четыре ноль шесть шесть, коридор свободен, выход на связь при пересечении границы РПИ!
Они изъяснялись на языке другого мира. Лоттер повторил слова своего невидимого собеседника и занялся многочисленными приборами на приборной панели. Интересно, какой из них первым подаст сигнал о том, что мы вот-вот рухнем вниз огненным шаром? Я нехотя выглянул из прозрачного купола. Под нами расстилалась засушливая полупустыня Кару, а над нами синело безбрежное небо.
К горлу подкатила тошнота.
Я вспомнил о свертке, лежащем у меня на коленях. Развернул тряпку и достал странный предмет: помповый короткоствол MAG7 отечественного производства, напоминающий пистолет-пулемет «узи» на стероидах. 12-й калибр, магазин на пять патронов в рукоятке. Внушительная отдача. Такие штуки применяет полиция, когда работает в ограниченном пространстве — прочесывает помещения, например. Еще двадцать патронов лежали отдельно, в пластиковой коробке.
Лоттер присвистнул прямо мне в наушники:
— Клянусь, я на вашей стороне!
— Но кто на стороне Бранда?
— Что вы имеете в виду?
— Таким оружием пользуются только правоохранительные органы. Гражданским на них лицензию не дают.
Лоттер рассмеялся.
— Йа, этот Дидерик! — Он покачал
Укачало меня сразу за Хоуптауном.
— Сытно позавтракали? — сочувственно спросил Лоттер.
Я не ответил — страшно было лишний раз открывать рот.
— Все совершенно нормально, — продолжал он в отношении моего недомогания. — Скоро полегчает.
Через двадцать минут под нами проплыл еще один городишко. Я глубоко вздохнул и с надеждой спросил, не нужно ли нам садиться для дозаправки.
Лоттер ухмыльнулся:
— Эта красотка пролетает три тысячи километров на одном баке горючего!
— Далеко для такой малышки, — скептически заметил я.
— Что? — обиделся он. — Никакая это не малышка, это легкий пилотажный самолет RV7!
RV7, MAG7… Если еще в номерном знаке на грузовике Николы тоже есть семерка, можно надеяться, что скоро я сорву крупный куш!
Лоттер заметил отсутствие у меня воодушевления.
— Лучший сверхлегкий самолет в мире! — сказал он. — Его сконструировал Ричард ван Гринсвен. Максимальная скорость свыше 190 узлов, то есть примерно 340 километров в час, может перемещаться с крейсерской скоростью, может делать фигуры высшего пилотажа во всем объеме…
При словах «фигуры высшего пилотажа» мой желудок сделал сальто, и я спросил:
— Неужели сам ван Гринсвен? Что вы говорите!
Лоттер расхохотался.
— Все дело в скорости и высоте, — сказал он. — Внутреннее ухо подсказывает вам, что вы передвигаетесь страшно быстро, а глаза этого не фиксируют. Все равно как читать в машине. Почаще поглядывайте вниз, и скоро вам станет лучше.
Обещания, обещания…
Он снова заговорил по рации на своем непонятном летном языке:
— Кейптаун, «Ромео-Виктор-Сиерра» пересекает границу РПИ!
— «Ромео-Виктор-Сиерра», вызывайте Йоханнесбург-Центральный один два ноль запятая три, до свидания, — прокаркал голос в рации.
Я выключил звук и посмотрел вниз. Кару медленно, но верно сменялась вельдом. Лоттер оказался прав: через несколько минут внутренности у меня как будто улеглись на место. Мысли осторожно и медленно поплыли в сторону. К Эмме.
«Я люблю тебя, Леммер».
Она сказала это впервые.
Эмма и я.
Девять месяцев назад мы с ней понятия не имели о существовании друг друга. Мы были полными противоположностями, выходцами из разных миров. Она была крошечная, утонченная, решительная и хорошенькая, как эльф из детских сказок. Она была богата, исключительно богата, благодаря наследству, оставшемуся от отца-промышленника. Эмме очень хотелось найти давно пропавшего брата, и она подыскивала того, кто защитит ее от опасностей, связанных с розысками. Телохранителем, которого Жанетт Лау приставила к Эмме, стал я. Я был полон сомнений, подозрений и скепсиса, потому что Эмма оказалась всем, против чего предостерегали меня мои Законы.