Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие

Лазарева Элеонора

– Даже хужей половца!
– жаловался местный староста князю, когда тот с воеводой остановился у него в избе.
– Жжет, сволота, своих же русских и жжет. Не жалеет!

Владимир слушал мужика и щурил от негодования глаза, сжимал кулаки.

– И усе яму нейметца, - говорил он воеводе.
– Усе жа переговорена, усе заплачена. Дак жаба давит. Али ешшо чего.

– Не жаба, князь, а злобА на твой отказ, вот чаво, - хмурился Опраксин, глядя на зятя.
– И ета хужей жабы. Точит изнутри. Толкает на поступок. Дак усе поперек тебя. Не отстанет.

– Думаш, лишняк мирным путем усе порешать? – Спросил Владимир.

–

Точна, - кивнул воевода.
– Быть рати!

Владимир тяжело вздохнул и отвернулся. Он не хотел крови, тем более своих же соседей, русичей.

– Кака воны будуть рубить друг друга? – Рассуждал он и покачал головой.
– Ведь свои жа. Можа все жа замирятся?

Но разведчики предоставляли ему информацию, что те готовились к сражению. И к тому же, были уверены в своей победе.

– Слух идеть по полкам, што будто мы слабже их и победа дастца лЁгко. Воины радостны и настроены на богату добычу.

– Воны забыли, што мы лучше подготовлены и имеем опыт войны. Только што отбили половца. Дак на што рассчитывать хотют? На авось? – Ухмылялся Опраксин, когда обсуждались доклады разведчиков.

– Видать тако и есть, - медленно говорил, задумавшись, Владимир.

Мира им не иметь, решили они на последнем военном совете и послов не посылать, так как их дела сами говорили об их намерениях.

Ночью, лежа на широкой лавке в горнице, Опраксин вспоминал свое прощание с Марушей. Они уже объяснились, но пока всем не показывали. Знали об их сговоре только Владимир и Славка. Оба были только рады, что так все сложилось. Особенно Славка и за подругу и за отца.

Мягкая, добрая и в то же время строгая, Маруша долго не позволяла себе никаких проявлений симпатии к могучему воеводе. Она не могла и подумать, что сильный жесткий мужик, может обратить на нее свое внимание. А когда тот как-то прихватив ее в коридоре перед дверьми в комнату и прижав к стенке, впился губами в ее губы, она не оттолкнула, только после сказала огорченно, что не так хотелось бы знакомиться, и что видать ее прошлое затмило глаза воеводы.

– Гаремная я, - опустила она глаза и заледенела вся, ожидая слова ответа.
– Не противно ли, тебе, со мной?

– Не противно, а дажа приятно, - шептал ей в шею возбужденный мужчина.
– Хочу тебе и не можно мне ужо.

– Тогда жди, - тихо проговорила она.
– Приду.

Воевода еще раз припал к ее губам и, оттолкнувшись, ушел. А Марушка еще стояла, оглушенная всем, что произошло. Сердце прыгало от радости, душа пела.

– Она может еще любить, еще не остыло сердце, не зачерствела душа. Да и лет же ей мало, глядишь, и дитя народится, - мечтательно шептала она себе.

А уж что было потом, в темной спальне воеводы, она до сих пор вспоминает в смущении. Опыт гаремной рабыни пригодился, и мужчина был ошарашен искусству любви. И на последующие ночи он жаждал ее, и не отпускал до рассвета. Так и сладилось у них. Опраксин объявил князю о своем желании жениться на Маруше. Тот сначала был крайне удивлен, но Славка уболтала его, доказывая, что и в эти годы можно быть молодоженами. Владимир смеялся, но принял их решение: после похода справить свадьбу и жить вместе. Братец Славки, тоже был согласен и даже успел привязаться к ней, так как и сестра. Он увидел в этой женщине ту, без которой рос вот уже десять лет. Очень хотел матушку, и был вознагражден, когда понял, что ею может стать Маруша.

Та всегда привечала его: кормила, стирала рубахи, лечила, когда тот захворал после очередной зимней охоты с князем.

Морозило знатно. Но охота пуще неволи, и там-то он и простыл. Лихорадка мучила его две недели. Маруша не отходила от постели парня: варила ему зелье, шептала над спящим, окуривала горницу травами. И встал он. Отец был просто счастлив и за него и за свою женщину. Так еще раз она подтвердила свое отношение к их семье. Теперь он не сомневался.

– Тебе нам Бог послал, - шептал он румяной от близости женщине.
– Я полюбил тебя и хочу, што бы ты была моей жонкой.

Марушка дала согласие, так как уже не представляла себя без Славки, без мальчика, без воеводы.

Опраксин еще спал, когда к нему ворвался Владимир.

– Што? – Подскочил воевода.

– Разведка донесла, што воны рядом!
– Крикнул князь и бросился вон.

Воевода выбежал снаряженный во двор, где уже строились отряды. Коротко переговорив с разведкой, поняли, что то были только заводные отряды, как говорится, те, кто прощупывал противника на готовность и наносил ему мелкие одиночные удары. Чаще по спящим и ночами или под утро.

Рассудив, что могут с ними справиться и свои охранники, они собрались в горнице князя.

– Значицца воны уже здеся, рядом, - рассуждал Владимир, оглядывая своих советчиков.
– Видно биться будем рано. Готовитца всем, - приказал князь.

Ранним утром полки были построены и выдвинулись на рубежи, которые еще ранее разведка показала на карте. Это была широкая поляна, утоптанная и устланная разметанными стогами сена. И все же весенняя распутица мешала воинам: было холодно, зябко ежились воины, хлЯбали ноги в едва растаявшей после ночных заморозков, жиже.

– Кака битва!
– Вздыхал князь, глядя на мокрых и замерзших мужиков, переминавшихся и уплотнявших ногами жидкую землю.
– Дажа птица еще не прилетела. Весны тока первые деньки.

Он тяжело вздохнул и вгляделся в даль, приняв ладонь под козырек. Там уже подходило войско владимирцев.

Глава 15

Битва состоялась. Тысяча с одной стороны и такая же с другой сошлась в полдень. Это была странная схватка, скорее драка, как в игрищах: стенка на стенку, кто кого отлупит. Оружие почти не применялось, кулаки и щиты шли в ход. И с той и с другой стороны не хотели смерти, но пока в бой не вмешалась конница владимирцев, которую возглавлял молодой княжич Федор, старший брат Гориславы. Он врезался в борющейся строй и рубил мечом направо и налево. Сначала все оторопели, а потом взялись уже основательно, применяя топоры и мечи. Владимир тоже пришел на подмогу своим пехотинцам, и их отряды столкнулись в страшной сече.

Не дай Бог попасть под руку разбушевавшегося русича! Они не знали пощады, рубились до конца. А здесь были такие с обеих сторон. Кровь хлестала во все стороны, слышался мат и крики. Уже трудно было отличить, где свои, а где чужие: одни слова, одни лица.

Междоусобица возобновлялась на радость врагу, а тем врагом была и есть только Золотая Орда!

Это понимал Московский князь и был страшно зол, когда ему донесли о готовящейся драке между удельными князьями.

– Из-за чего? – Бушевал он.
– Из-за бабы? Да где эта видано!