Шрифт:
Глава 1
Солнце раскалилось добела, и без устали дул ветер.
Сложив на груди руки и прикрыв глаза, Энни Хэтч стояла на веранде своего дома. Было еще далеко до полудня, а жара уже перевалила за тридцать.
С гор потянуло ветром, и впервые за много лет ей вдруг опять захотелось в Калифорнию.
А ветер прошелестел по листве и шепнул ей что-то на ухо.
«Ну вот и старость на пороге, — подумалось вдруг, — скоро совсем выживу из ума!»
Улыбнувшись своим мыслям, она вздохнула и не спеша набрала в грудь побольше теплого воздуха,
Нет, здесь все-таки намного лучше, чем в Калифорнии, хотя без умолку дует ветер…
Здесь они с Бертом зарабатывали себе на жизнь (как давно это было — словно привиделось во сне!), здесь быстро, как сон, пролетела их жизнь.
От грустных воспоминаний у Энни задрожали веки: вот уже пятнадцать лет, как она овдовела, а все никак не привыкнет, что Берта нет рядом. До сих пор ей все кажется — вот-вот она услышит его шаги, он вернется из конюшни и войдет в дом, а может, возится с мотором, насвистывая себе под нос, но вдруг подойдет к ней сзади и нежно подует в затылок.
Вот так же, как сейчас ветер…
— Ну хватит! — пробормотала она и, подбежав к краю веранды, облокотилась на све-жеоструганные перила, посмотрела в сторону конюшни и пронзительно свистнула. Услышав, как чертыхнулся Нандо, Энни беззвучно рассмеялась: таким не слишком вежливым образом он давал ей понять, что еще не оседлал Алмаза — или она хочет, чтобы жеребец затоптал его насмерть?
Через минуту Нандо стоял на крыльце и, упершись кулаками в бока, мрачно взирал на Энни из-под видавшей виды ковбойской шляпы.
Она весело помахала ему рукой, но Нандо лишь раздраженно передернул плечами и вернулся в конюшню.
— Ну зачем вы так! — раздался за спиной негромкий упрек.
Энни рассмеялась:
— Да он ничего не имеет против, Сил, и для тебя это не новость.
Сильвия Кинтодо укоризненно взглянула на Энни, но надолго ее не хватило, и, широко улыбнувшись, она покачала головой, словно увещевая ребенка — ну разве поднимется рука наказать такого ангелочка? Полная, круглолицая, с прямыми черными волосами, заплетенными в неизменную косу, с бронзовой кожей и большими, черными как ночь глазами, Сильвия, как всегда, была в свободном белом платье ниже колена и рыжих замшевых башмаках.
— Ну что вы на меня уставились? — беззлобно проворчала она.
Энни вздрогнула:
— Что? Извини, пожалуйста. Просто задумалась. — Она опустила глаза. — Почему-то сегодня я вдруг почувствовала себя старой.
Страдальчески закатив глаза — О Господи, только не это! — Сильвия вернулась в дом готовить обед.
Энни в душе поблагодарила Сильвию за то, что та не стала выслушивать ее стоны и жалобы.
Хотя, откровенно говоря, жаловаться ей не приходится: для своих шестидесяти она еще очень недурна — тонкие черты лица, выразительные зеленые глаза и яркие, в меру полные губы. Ну а морщины скорее от солнца, чем от старости. Мягкие, с легкой проседью волосы зачесаны за уши — просто, удобно и женственно. Что же касается фигуры, то даже теперь, когда Энни выбирается в город или в Санта-Фе, ловит на себе восхищенные взгляды мужчин.
И ей это
«Господи! Да что со мной сегодня! Что за мысли!»
Опять нахлынули воспоминания: ей так не хватает Берта, что жжет в груди. Как всегда, произошло это без всякой видимой причины — просто случилось, и все. А унять эту боль можно лишь одним способом: сесть верхом на Алмаза, захватить фляжку с водой и прокатиться по пустыне.
А может, набраться храбрости и доехать до Месы?
«Ну конечно же, завтра проснусь, а Берт рядом!»
Услышав за спиной ржание, Энни вздрогнула и обернулась.
Просунув морду сквозь перила, Алмаз с такой силой ткнулся ей носом в живот, что она чуть не потеряла равновесие.
— Эй! Угомонись, бездельник! — со смехом прикрикнула она на коня.
Алмаз, невысокий черный жеребец с белой отметиной на лбу, нетерпеливо перебирал копытами. Рядом, похлопывая его по крупу, стоял Нандо. Потная шляпа сдвинута на затылок, на лице ехидная ухмылка.
— Так вам и надо! — с довольным видом заметил он. Нандо был так похож на Сильвию, что вполне мог сойти за ее брата-близнеца, а не мужа. Если бы его не портил широкий, расплющенный нос: он столько раз его ломал, что зачастую Нандо принимали за бывшего боксера или десантника, но только не за управляющего ранчо. Хотя, откровенно говоря, теперь управлять здесь было нечем.
Энни пропустила его высказывание мимо ушей. Надела соломенную шляпу, опустила лямку под подбородок и, легко перемахнув через перила, лихо вскочила в седло и лишь потом удостоила Нандо взглядом.
— Что скажешь? Неплохо для старушки?
— Когда вы станете старушкой, сеньора, — не спеша ответил тот, — я перестану выгребать дерьмо из конюшни и начну продавать дрянную бирюзу туристам в Санта-Фе.
Алмаз нетерпеливо затряс гривой. С гор опять потянуло теплым ветром, и они подставили ему лица.
— Опять говорит, — мрачно заметил Нан-до, покосившись на Энни.
— Откуда мне знать? Нандо покачал головой:
— А кто же тогда знает? Вы-то всегда знаете. Энни схватила поводья.
— Ничего такого, Нандо, я не знаю!
Она собралась уже причмокнуть, погоняя Алмаза, но Нандо хлопнул ее по сапогу:
— Ничего не забыли? — Он вытащил из заднего кармана фляжку и, усмехнувшись, заметил: — Нет дождя, нет и воды. — И засунул фляжку в украшенную серебром седельную сумку.
Поблагодарив его кивком головы, Энни направила Алмаза по боковой лужайке к проему в деревянной изгороди, которую в прошлом году покрасили в белый цвет. Она объехала ее кругом, чтобы проверить, не сохнет ли где трава.
Увы! Трава сохла, и сохла везде.
В свое время Берт установил очень дорогую, но, как оказалось, совершенно бесполезную подземную оросительную систему и подсоединил ее к одному из глубоководных колодцев на ранчо. Но трава редкий год выживала до конца лета. «И все же, — думала Энни, оставляя позади ранчо, — это лучше, чем ничего».
Все-таки у травы есть цвет.
Все-таки трава живая.
— Ну, хватит! — одернула она свою тень. — Хватит, Энни, перестань!
Правой рукой она держала поводья, левая лежала на бедре и слегка дрожала.