Кровная связь
Шрифт:
– А собственно записи?
– Мы должны получить и их тоже. Все, за исключением частных записей, которые Малик делает во время сеансов.
– Но ведь они тоже имеют огромное значение!
– Несомненно. Но они нам не достанутся. Прецедентов было предостаточно.
Я встаю со стула и начинаю расхаживать по кухне.
– Главный вопрос состоит в следующем: почему Малик пытается утаить эту информацию?
– Он утверждает, что жизнь его пациентов может быть разрушена, если факты, которые они сообщили
Вчера я сама предложила Шону эту причину в качестве единственно возможного объяснения поведения Малика, но сегодня – после нового убийства – она кажется мне надуманной.
– Опасность чего?
– Он не уточнил. Я полагаю, эта опасность может исходить от членов их семей, поскольку те две женщины, о которых мы узнали, старались сохранить в тайне от своих семей тот факт, что лечатся у Малика. Может быть, еще от приятелей-кавалеров?
– А что, если Малик не убийца, но покрывает настоящего убийцу? – высказываю я предположение.
– Тогда он становится соучастником убийства. Если в его распоряжении оказались сведения, недвусмысленно указывающие на то, что готовится преступление, по закону он обязан предотвратить его. А это означает, что ему придется рассказать все полиции.
Я перестаю метаться по кухне.
– А что, если ему сообщили о преступлении уже после того, как оно было совершено? Может ли он в данном случае выступать в роли священника на исповеди?
– Тот же самый принцип. – Шон не поднимает глаз от стола, губы его плотно сжаты. – Да, я думаю, в этом случае он имеет право хранить молчание.
Я чувствую, что наткнулась на что-то.
– А что будет, если пациент четыре недели подряд приходит к нему и говорит: «Я убил кое-кого пару дней назад»?
– Прошлое поведение подпадает под эту привилегию хранить молчание. Если бы это было не так, никто и никогда ни в чем не признался бы своему мозголому, или своему священнику, или своему адвокату. Исключения из этого правила бывают, но только в случае прямой угрозы жизни.
Я беру с подноса банан, начинаю его чистить, но потом кладу обратно.
– Допустим, Малик может покрывать убийцу. Совершенно легально. Но зачем ему это делать?
– Потому что он самоуверенный и заносчивый засранец. Теоретик, который даже не может представить себе реальность этих убийств.
– Боевой медик, скорее всего, имеет достаточно ясное представление о реальности убийства.
Шон со вздохом соглашается, а я вдруг ощущаю неожиданный прилив воодушевления.
– А что, если он покрывает убийцу потому, что считает эти убийства оправданными?
– Как
– Возможно, не такие уж извращенные. Жертва жестокого обращения и насилия убивает мужчину, который насиловал ее в течение многих лет. В ее представлении это не более чем самозащита.
– А для Малика это оправданное убийство, – добавляет Шон, и в голосе его слышна нотка энтузиазма. – Проблема заключается в том, что у нас пять жертв. Ты думаешь, кто-то из пациентов Малика подвергался сексуальному насилию со стороны всех этих пяти мужчин?
– Это вполне возможно. Особенно если здесь замешана педофилия или что-нибудь в этом роде.
– То есть ты хочешь сказать, что эти убийства представляют собой месть за то, что случилось много лет назад?
– Малик специализируется на подавленных воспоминаниях, то есть тех, которые вытеснены в подсознание, правильно? Давай-ка немного поговорим о сексе.
Шон понимает меня неправильно, и я вижу в его глазах подозрительный блеск. Он уже готов отпустить какую-то шуточку, но сдерживается, когда вспоминает, в каком мы с ним очутились положении.
– Малик лечит и мужчин, и женщин? – задаю я вопрос. – По-моему, доктор Шубб говорил, что так оно и есть.
– Мы знаем, что он лечил мужчин. Правда, неизвестно, сколько именно. Оперативная группа опрашивает всех психологов и психиатров в Луизиане и Миссисипи, надеясь найти кого-нибудь, кто направлял своих пациентов к Малику. Они уже нашли психолога, который порекомендовал одному малому обратиться к Малику в прошлом году.
– Это связано с сексуальным насилием?
– Мозголом отказывается отвечать на этот вопрос без предписания суда.
– Проклятье! Сколько реально пройдет времени, прежде чем вы сумеете заставить Малика передать список своих пациентов?
– Кайзер полагает, что сумеет убедить судью подписать ордер сегодня во второй половине дня. Может быть, и на истории болезней тоже.
– А если Малик откажется?
– Тогда его обвинят в неуважении к суду.
– И арестуют на месте?
– Нет, сначала должно состояться слушание. Но он попадет в тюрьму, это несомненно.
– В таких случаях предусмотрено освобождение под залог?
– Нет. Поскольку ему предъявлено обвинение всего лишь в неуважении к суду, заключенный может освободиться из тюрьмы в любое время, когда пожелает. Все, что для этого требуется, – это подчиниться предписанию суда.
– Как ты думаешь, согласится Малик сесть в тюрьму только ради того, чтобы сохранить в тайне имена своих пациентов?
Шон улыбается понимающей улыбкой.
– Я думаю, сегодня вечером у нас будет список этих пациентов.
– Очень хорошо. Эй, а вы обыскали офис Малика? На предмет оружия, я имею в виду?