Кровные братья
Шрифт:
Севолод опасался, что его сестра и её сторонники могут опят войти в сговор с Яррилой или Ратимиром и потому не препятствовал ограничению их свобод. А полавский король и вовсе зачастил с визитами к знатной пленнице. Хоть и был он уже не молод и далеко не хорош собой, а с возрастом и вовсе заметно погрузнел, но до женского пола оставался по-прежнему очень уж охоч. Ещё смолоду слыл он ветренником и был весьма сладострастен. Не упускал ни одной смазливой юбки в своём королевстве. Теперь же он всерьёз увлёкся красавицей-княгиней.
Радослава оставалась к нему холодна и непреступна, чем ещё сильнее распаляла его желание. Он разглядывал
– Отчего же ты так не мила со мной, красавица? – залебезил он, - Я ведь ничего дурного ни тебе, ни твоим родственникам, да и всему народу вашему не сделал.
– Конечно, только город наш захватил и свободы меня лишил. А более ничего дурного, - рассмеялась Радослава, - Разве же у нас, неблагодарных, может быть повод для недовольства? Может тебе ещё и в ножки за то поклониться?
Насмешливый, почти издевательский тон княжны сильно задел короля. Давно с ним никто так не позволял себе разговаривать. К такому обращению он не привык. Лицо его побагровело:
– Если понадобится, то и поклонитесь, - проговорил он еле себя сдерживая, - Не надо испытывать моё терпение, женщина.
Чтобы не накалять обстановку, Радослава молча отвернулась к окну и больше не произнесла ни слова. На фоне большого оконного проёма четко вырисовывался силуэт её стройного стана с восхитительными женскими формами. Одного этого вида было достаточно, чтобы быстро остудить накативший было гнев Бурмидора. Он тихо подошел к княжне сзади и взял её за плечи:
– Прости меня, прелестница, - миролюбиво проговорил он, - Это ведь не ты пленница. Это я пленён твоею красотой лепой. Прости, коль обидел. Люба ты мне. А под стражу взял – так это же временно и лишь для твоей же безопасности. Будь со мой ласкова, моя голубка и всё пройдёт.
Он попытался её обнять, но Радослава резко развернулась и высвободилась из его рук:
– Вот ещё чего удумал! – воскликнула она, - И скольким девушкам ты каждый день поёшь эти сладкие песни? Я не столь глупа, Бурмидор.
– Только тебе, моя прелесть, - не моргнув глазом, соврал старый король, - Все остальные мною теперь враз забыты. В моём сердце только ты.
– Ты ведь женат. Не забыл?
– Так и что же с того? – искренне удивился Бурмидор, - Когда это кому мешало. Жена и есть жена. А с тобой у нас всё по-иному будет. Ты мила моему сердцу по-настоящему. Я бы женился на тебе, красавица, будь ты нашей веры.
Радослава внимательно посмотрела на старого и толстого полавского короля, пытаясь понять всерьёз он говорит или нет. Весь вид Бурмидора не оставлял сомнений в его намерениях. Он буквально дрожал от нетерпения, как юный отрок перед первым свиданием. «Вот уж во истину: седина в бороду, бес – в ребро!» – с досадой подумала она про себя.
– Прости, Бурмидор, - сказала она вслух как модно более ласково, - Но это невозможно. Ты стар, женат и не признаёшь нашего Светлого Духа. Не могу я стать твоей.
– Так и не нужно лишних церемоний. К чему все эти условности брака, коли я люблю тебя всей душой? Обойдёмся и без них. Будь попросту со мной, и я озолочу тебя, весь мир кину к твоим ногам, - вкрадчиво говорил он.
Полавский король подходил все ближе и ближе, обдавая
– Я княжна из рода великих склавинских князей, - гордо выпрямилась Радослава, - Я готова выйти замуж за достойного человека. Но никогда не стану чьей-то наложницей, словно простушка. Грех это. Посторонись, Бурмидор.
И решительно оттолкнув распалившегося кавалера, она скрылась в соседней комнате, хлопнув дверью.
– Ничего, строптивица, дай срок. Ты будешь моей! – крикнул ей вслед король Полавы.
* * * * *
По договорённости с Бурмидором, полавы должны били покинуть столицу и вернуться домой, сразу после «восстановления справедливости». Но неделя шла за неделей, Севолод уже давно вернулся на свой престол, а иноземцы и не думали уходить. У святоградцев стали закрадываться подозрения, что они и вовсе хотят перезимовать в столице на их харчах. Бояре тоже недовольно ворчали. А более всех недовольство высказывал Верховный волхв Исидор, вернувшийся вместе с Севолодом к исполнению своих обязанностей.
– Полавы всюду бесчинствуют и народ грабят, - сетовал он Великому Кагану, - А хуже того, веру нашу истинную притесняют, охальники. Того и гляди схинии закрывать начнут и поклоняться Светлому Духу запретят. Насадят нам тут свои западные культы.
– Ну, полноте, владыка, не сгущай краски, - отвечал с раздражением Севолод, - Уверен, до такого не дойдёт.
– Дык всякое произойти может, государь, - не унимался волхв, - Гляди, вон из Полавы ужо всякие западники понаехали. Не к добру они здесь. Чует моё сердце, неладное они затевают супротив нашей веры. Подумай об том, пока не поздно.
– Ладно, ладно, владыка, подумаю.
Но что было делать? Сам Великий Каган не чувствовал себя хозяином в своём же доме. Даже каганские покои занял тесть и его чванливые воеводы. А Севолод с женой обосновался в боковом крыле, где раньше жили при дворе нарочитые люди Велимира. Надо было что-то предпринять. И Севолод решил подключить жену, чтобы уговорила отца вернуться домой.
Княгиня Анна, урождённая полавская принцесса, была женщиной властной и самолюбивой. Она с детства тяготилась тиранией отца. Потому и с радостью согласилась выйти замуж за склавинского княжича, лишь бы вырваться из родительского дома. И она не меньше мужа стремилась к власти и тяготилась жесткой тиранией своего свёкра Велимира. Став Великой Каганшей она, наконец, смогла удовлетворить свои амбиции. Быть правительницей огромного государства было весьма лестно для неё. Но продлилось всё это не долго.
И вот теперь всё возвратилось снова. Опят её отец, со своим двором и снова они зависимы от чьей-то милости. Для неё это было также невыносимо, как и для Севолода. Хотя она и любила отца, но делиться властью не желала, даже с ним.
Анна энергично, но аккуратно взялась за дело. Она конечно же знала о страсти своего отца к младшей сестре мужа. Поэтому, первым делом, тайно отправила письмо матери в Полаву, надеясь, что скандал заставит отца вернуться. Но большой надежды на это не было. Поэтому Анна пошла дальше. Она пыталась всячески намекнуть мнительному родителю, до смерти, опасавшегося заговоров своих многочисленных и высокомерных вассалов, что чем дольше он отсутствует в королевстве, тем больше вероятности заговора против его власти в самой Полаве.