Кровные братья
Шрифт:
Александр Борисович вышел на Исаакиевскую площадь. Было довольно холодно, но он все же решил прогуляться — во-первых, лелея надежду встретить по пути какую-нибудь уютную кафешку, которая, что называется, «западет ему в душу» и где он сможет в свое удовольствие позавтракать. Во-вторых, чтоб проветрить мозги и проанализировать состоявшийся разговор с Геральдом Райцером. В-третьих, он давно не был в Питере, а город этот, если откинуть некоторый присущий ему, как коренному москвичу, природный скептицизм по поводу северной столицы, ему в целом нравился. Наконец, в-четвертых, на его часах было одиннадцать утра, а самолет
Уютную кафешку, в которой ему показалось приятным провести три четверти часа, он вспомнил аж на канале Грибоедова. К этому моменту зимний Питер окончательно проветрил его мозги. Турецкий заказал блинчики с мясом и пиво («Пиво с утра — какой это разврат! Но с другой стороны, для чего же существует командировка, если не для разврата?»), закурил и погрузился в раздумья.
«Итак, что мы имеем, друг ты мой любезный Александр Борисыч? А имеем мы вот что: перечисляю по буквам. „А“ — кто-то люто ненавидит Райцера и хочет ему напакостить. Реально? Да, вполне. Но возникает вопрос: а почему именно скрипка? Не проще ли его избить, убить? Если рассуждать, что скрипка, мол, для него — самое дорогое, то расчет сорвался: вон он Райцер, живехонький-здоровехонький, хотя и лишенный своего любимого инструмента. Подавлен, конечно, да, но не убит. Приехал играть второй концерт в Санкт-Петербург, на чужой скрипке, кстати, тоже Страдивари. Так что если этот наш неведомый „кто-то“ хотел сорвать концерт мировой знаменитости, то у него не сработало».
Официантка, симпатичная блондиночка лет двадцати двух с миленькой родинкой на щеке, принесла пиво и блины.
«Эх, где мои семнадцать лет? — вздохнул про себя Турецкий. — Но не будем отвлекаться. Вариант „Бэ“. Кто-то хочет именно эту скрипку. Но кто? Наследники? Те, от кого она попала к загадочному Грушину-Грушевскому? Или его собственные потомки? Непонятно. Но неплохо бы выяснить, кто он такой, и раскопать его биографию. Кто, откуда, когда эмигрировал, в каком году умер? Да нет ли там чего интересненького. Такого-этакого, жареного-паленого. Эх, Александр Борисович, вот помяните мое слово, господин Грушницкий из тех, что приносят сюрпризы. Теперь вариант „Вэ“. А что у нас вариант „Вэ“? А не подстроил ли господин Райцер, то есть, простите, Гера, все это сам? Такой вариант никогда нельзя окончательно скидывать со счетов, когда речь идет о краже любого застрахованного имущества. Со времен, описанных Ильфом и Петровым, в сознании владельца страхового полиса ничего не изменилось».
Между тем с блинами было покончено. Турецкий помахал рукой симпатичной девушке с родинкой и попросил принести еще пива.
«Продолжаем. Вариант… э-э-э… „Дэ“. А что, если это господин Владимирский затеял всю эту аферу? Мотив? Возможно, творческая ревность? Хотя Владимирский тоже неплохо раскручен, весьма знаменит и уверен в себе. Но кто их знает, этих гениев! Сальери тоже был раскручен и знаменит и тем не менее нашел причину завидовать Моцарту. А что, если Владимирский с детства завидовал Райцеру — мало ли почему? Может, того больше любила учительница, или у него были лучше отметки, или его предпочла смазливая девчонка из соседнего подъезда. Или его родители были богаче… Кстати Райцер — из благополучной профессорской семьи, если я правильно помню. И вот, за долгие годы легкая ревность превратилась в лютую ненависть и… и что?»
Александр
«Итак, остался последний вариант. Какая там получается буква? Ну неважно. Короче говоря, остается вариант, что Райцер и Владимирский задумали эту шутку вместе. Цель? Да хотя бы то же самое получение страховки. Впрочем, тогда не вполне понятно, с какой целью Райцер так явно „наводит“ на Владимирского всем этим рассказом про „Леонору“ и про то, что тот фактически намеренно выманил его из артистической. Нет, эта версия едва ли хороша».
Турецкий расплатился и вышел на канал Грибоедова. Зимнее солнце отражалось в куполах Спаса на Крови.
«Впрочем, нет! Есть еще одна версия, ну самая примитивная и дурацкая. Что некто, желая по какой-то причине завладеть скрипкой Страдивари, ничтоже сумняшеся нацелился именно на инструмент лондонского гастролера, но сделал это совершенно случайно. И, таким образом, похищение не имеет отношения ни к личности Геры Райцера, ни к его скрипке, как таковой. Вариант дебильный и примитивный, но именно такие часто оказываются верными».
Турецкий посмотрел на часы, после чего стал оглядываться в поисках такси.
«Ну что ж, дорогой друг Александр Борисыч, кажется, ваша поездка в этот туманный и загадочный город не прошла зря. А теперь, как там было у Чехова, которого уже поминал сегодня наш потерпевший Гера Райцер? В Москву! В Москву!»
Перед ним остановился желтый автомобиль с шашечками. Турецкий сел на переднее сиденье и победно провозгласил:
— В Пулково!
БИЗНЕСМЕНЫ (продолжение)
Боксерский зал Дворца спорта «Крылья Советов» на Ленинградском проспекте, насыщенный специфическими запахами, свойственными подобным помещениям: кожи, резины, пота десятков здоровых молодых мужиков, находящихся в непрерывном движении, — гулким резонансом отвечал на каждый очередной могучий удар. А они сыпались буквально пачками: кто-то беспрерывно лупил по огромным подвесным боксерским «грушам», на всех свободных пятачках неустанно мутузили друг друга тренирующиеся парочки, из левого угла жутким металлическим лязгом ухала бросаемая на подпорки штанга. В общем, картинка и общая атмосфера не для слабонервных.
— Ну как тебе, Олег?
— А что? Нормально.
— Пошли подойдем к Нилычу.
Знаменитый Нилыч оказался очень моложавым, энергичным, подвижным мужчиной с почти что добродушным выражением лица. Он, надо сказать, никак не соответствовал тому образу боксерского тренера — сурового, неулыбчивого, изувеченного шрамами, — который нарисовал себе в воображении Лисицын. В настоящий момент Нилыч был занят тем, что бегал и прыгал, беспрестанно подавая какие-то указующие реплики, вокруг двух парней, ведущих учебный бой.
— Здрасте, Федр Нилыч. Я вот тут привел парня…
— Подожди, Толя! Леня, ну почему ты все время открываешься? Ну сколько я могу повторять одно и то же? Женька ведь тебя просто щадит! А другой, в настоящем бою, не пощадит. И получишь так, что мало не покажется! Ладно, хватит на сегодня. Устал я с вами, как черт! Куда проще самому на ринг выходить, чем пытаться вдолбить в ваши головы элементарные вещи. Здравствуй, Толик!
— Федр Нилыч, тут вот мой сосед, Олег Лисицын…
— Сосед, говоришь?