Круче некуда
Шрифт:
Поднялся ветер. Он понес листья поперек главной дорожки парка и зашумел голыми ветвями деревьев. Магнитола, стоящая посреди карусели, продолжала выдавать однообразные аккорды. Колесо обозрения скрипело и скрежетало. Вдалеке тарахтел поезд. Все это помешало Курцу услышать, как мертвый клоун, сидевший в билетной кассе, поднялся и вышел наружу.
Внутри хижины горел фонарь. Курц сосредоточил внимание на лежащей фигуре, ожидая, что кто-нибудь войдет внутрь или начнет обходить хижину снаружи, поэтому он не услышал, как клоун в окровавленной белой рубашке тихонечко подошел к краю помещения
Инстинкты хорошо послужили Курцу за одиннадцать с лишним лет в душевых, коридорах и площадках для прогулок Аттики, но они подвели его сейчас, в этом странном месте. Клоун поднял "Беретту" калибра 9 миллиметров, на которой был насажен глушитель, и три раза выстрелил с расстояния меньше пятнадцати метров. Все три пули попали в Курца, две – между лопаток, третья – чуть ниже шеи.
Курц безжизненно упал ничком, жестко ударившись и выронив пистолет, покатившийся по деревянному полу хижины.
Скрывавшийся под личиной мертвого клоуна Проныра медленно и осторожно подошел к Курцу, не опуская и не отводя в сторону свою "Беретту". Он не моргал, но его улыбка была такой широкой, что крупные и желтые, будто у лошади, зубы светились на фоне белого матового макияжа.
Он поднялся на порог и остановился в дверном проеме, прицелившись Курцу в затылок.
Курц лежал, подогнув одну руку под себя и выбросив другую в сторону. Его пистолет валялся на полу в двух метрах от него. На спине бушлата виднелись три дырки, наглядно демонстрируя, что все три выстрела попали в цель. Из-под головы начинала расплываться лужица крови.
Проныра опустил пистолет и засмеялся.
– Я оставил последнюю кабинку на колесе обозрения для тебя, Курц, ты…
Курц перекатился на спину и поднял огромный строительный пистолет. Раздался громкий хлопок, и пятидюймовый гвоздь впился в живот Проныре, отбросив его к дверному косяку. Но Проныра не выпустил из рук "Беретту" и начал поднимать пистолет.
Оглушенный ударами пуль, Курц скорее инстинктивно, чем сознательно бросился на Проныру и толкнул его плечом сквозь дверной проем, скинув с крыльца. Он схватил Проныру за правое запястье свободной от оружия левой рукой. Они упали на засыпанную листьями траву. Прокатившись дальше, они уперлись в разбросанные доски, когда-то бывшие частью фасада развалившейся комнаты смеха.
– Будь ты проклят, будь ты проклят! – рычал Проныра, размахивая левой рукой и пытаясь укусить Курца за правое запястье. Одновременно он старался освободить свою руку, державшую "Беретту".
Курц с размаху ударил стволом тяжелого строительного пистолета по лицу клоуна. Резиновый нос отлетел в сторону, по белому макияжу потекла кровь. "Беретта" выстрелила дважды. Вторая пуля пролетела рядом с ухом Курца и пробила дырку в воротнике бушлата.
Проныра был очень силен, но Курц весил больше и ухитрился оказаться сверху после всех проделанных ими кувырков. Они лежали на фасаде комнаты смеха, поверх нарисованного на нем лица клоуна. Он ударил кричащего человека по лицу тяжелой рукояткой строительного пистолета и снова попытался выбить из его руки "Беретту". Даже с торчащим в животе пятидюймовым анодированным гвоздем Проныра не сдавался
Но Курц уже стоял на коленях, оседлав человека в окровавленной рубашке. Он прижал дуло огромного желтого строительного пистолета к правому запястью Проныры и выстрелил. Дважды.
Гвозди пробили руку между локтевой и лучевой костями и вонзились в доску под ней. Проныра оглушительно завизжал.
Курц встал и наподдал "Беретту" ногой, отшвырнув ее в сторону леса.
Проныра корчился и пытался ударить его ногой, лежа поверх огромного лица клоуна. Курц наступил ботинком на беспорядочно болтающуюся левую руку, прицелился и пригвоздил ее к доскам.
Проныра с воплем рванул руку и освободил ее. На черный жилет Курца полетели брызги крови.
Курц снова наступил на руку и выстрелил три раза, пробив ладонь и запястье Проныры.
Пошатываясь и задыхаясь, едва не теряя сознание после ударов пуль в бронежилет из кевлара, Курц стоял в шаге от обезумевшего человека.
– Лежи спокойно, будь ты проклят.
Проныра попытался ударить ногами вверх, целясь Курцу в колено. Потом его ботинки со стуком упали на гнилые доски.
Курц покачал головой и приставил широкое дуло строительного пистолета к промежности Проныры.
– Лежи спокойно, ты, чокнутый ублюдок, – сказал он.
Проныра орал, смеялся и корчился, пытаясь отодрать руки от досок.
Курц выстрелил дважды, пригвоздив к доскам его мошонку.
Проныра перестал корчиться. Его красный размалеванный рот широко открылся, обнажив желтые зубы, расширенные глаза побелели. Он смотрел прямо на Курца. Большая часть белого грима стерлась, обнажив изуродованное ожогами лицо Шона Майкла О‘Тула. Шрамы оплетали его, как белые веревки, доходя до волос.
– Я… хочу… знать… – задыхаясь, проговорил Курц. – Ты… застрелил… Пег… О‘Тул? Ты участвовал в этом?
Проныра держал рот открытым, не издавая ни звука, прибитый гвоздями к доскам. Казалось, что все его усилия уходят на то, чтобы дышать.
– Кто отдавал тебе приказы? – спросил Курц. – Я знаю, что это не майор.
Рот Проныры открывался и закрывался, словно у рыбы. Он пытался что-то сказать.
Курц наклонился к нему, вслушиваясь.
– Я… кое… что… понял… – проговорил Проныра, задыхаясь, еле слышным, но абсолютно спокойным голосом. На карусели закончилась песенка "Фермер из Делла" и началась другая – "Три слепые мышки".
Курц слушал, наклонившись. На белое лицо Проныры капали кровь и пот Курца, текущие с ободранного подбородка и шеи.
– Всегда… целься… в голову… – сказал Проныра и начал вопить и хохотать. Звуки шли из его открытого рта, подобно поднимающемуся из преисподней черному зловонию. Безостановочно. Проныра вопил и истерически хохотал, его голос эхом отражался от склона холма и стен комнаты смеха.
Курц вдруг понял, насколько он устал.
– Ага. Ты прав, – мягко поизнес он, снова наклоняясь вперед. Наставив широкое дуло строительного пистолета на темную орущую пасть, из которой исходил фонтан воплей, смеха и зловония, Курц трижды выстрелил.