Круг доступа ограничен
Шрифт:
– Позвольте мне, Айше Рефатовна?
Женщина смущенно улыбнулась и с заметным облегчением ответила:
– Да, Андрей Владимирович, пожалуй, так будет лучше. – Она села на свой стул, положив руки на колени, и отвернулась к окну.
Подрывник аккуратно раскрыл папку. Я передвинул свой стул поближе к нему, чтобы также видеть находившееся внутри. Уже первый лист заставил нас недоуменно переглянуться: МГБ СССР – эта «шапка» со зловещей некогда аббревиатурой наводила на смутные пока еще размышления.
– Кстати, Айше Рефатовна, –
Наша хозяйка очень мило покраснела и робко кивнула. Подрывник прошел к брошенному рюкзаку, и, втихомолку ругаясь, принялся воевать с ремешками и веревками. Я же бегло просматривал верхний документ, не желая его переворачивать, чтобы не опережать Андрюху. В общем-то ничего особо интересного там не было – стандартная бумага, говорящая о том, что подполковник МГБ Айвазов Рефат Маметович скончался от «острой сердечной недостаточности» 11 февраля 1955 года. Но вот подпись! Взгляд мой буквально прикипел к бледно-фиолетовым машинописным буковкам – полковник МГБ Макаров А.М.!!!
– Все страньше и страньше, – прошептал я.
– У тебя оказывается полный тезка из этого, гм, не шибко веселого ведомства, или может быть родственник? – спросил Андрей, начиная выкладывать из рюкзака на стол, картонные пачки с чаем, пакеты с сахаром, упаковки лекарств. – Повезло тебе!
– А почему в пятьдесят пятом году еще МГБ, а не КГБ? – Я заметил нестыковку.
– А что такое – КГБ? – удивилась Айше Рефатовна, отрываясь от производимой ревизии врученных ей Подрывником подарков.
– Как что? – на этот раз уже удивились мы. – Комитет государственной безопасности, разумеется!
– И когда появилось это название? – заинтересовалась Айше Рефатовна.
– По-моему в пятьдесят пятом, – задумался Андрей, – или пятьдесят третьем? Сразу после смерти Сталина? – Он посмотрел на меня с надеждой: – Ты не помнишь?
– В марте пятьдесят четвертого, – машинально ответил я. Меня сейчас гораздо больше занимал тот факт, что красивый росчерк подписи был весьма знаком – где-то я его уже видел. Но вот где? Ладно – это пока не самое главное. Мы с Андрюхой бережно отложили в сторону «похоронку» и принялись за изучение остальных бумаг.
– Здесь про это ничего не знали! – растерянно сказала Айше Рефатовна. – Дело в том, что связь с «Большой землей» прервалась летом пятьдесят третьего года. После этого руководство завода, да что гам говорить – население всего города охватила паника. Прошел год, но связь не восстановилась! Стало понятно, что Родина нас забыла, и нужно как-то налаживать жизнь. Вот тогда этот Макаров и стал настойчиво пробиваться к власти! Мой отец ему мешал! К тому же у Макарова были и личные причины расправиться с отцом! Полковник давно положил глаз на мою маму, Эльмиру Нуриевну – она была редкостной красавицей…
– Хм… Летом пятьдесят третьего… Это как раз после ареста Берии, –
В папке находились копии официальных служебных записок, написанных подполковником Айвазовым на имя генерал-лейтенанта МГБ Н.С.Сазыкина. Текст в них разнился, но смысл сводился к одному: Айвазов докладывал, что полковник Макаров постоянно срывает работу предприятия, проверку готовой продукции военпредами и препятствует проведению «литерных» мероприятий.
Также в папке лежали копии доносов, написанных Макаровым на Айвазова. В них отец Айше обвинялся в ведении антисоветской пропаганды среди работников завода.
– Айше Рефатовна, ваш отец работал в структуре МГБ, как же он оказался на заводе? – спросил Андрюха.
– Мой отец был одним из кураторов проекта, – ответила Айше, – не знаю, можно ли сейчас об этом говорить… Хотя… Какая теперь разница… Город умирает, завод продолжает работать по инерции, кому сейчас нужны все эти тайны? Так вот, – продолжила женщина, – в окрестностях города есть рудник, где добывают минерал, на основе которого на заводе делают боеприпасы с отравляющими веществами!
– Оп-паньки! – Подрывник даже присвистнул, – ну, и дела! А мне Степа говорил, что завод штампует керосиновые примусы и лампы!
– Да, сейчас часть производства, причем его самая мелкая часть действительно переориентирована на нужды города! – кивнула Айше. – Когда прекратилась связь с Большой землей, прекратился и подвоз топлива для электростанции! Весь наличный запас мазута пошел на обеспечение электроэнергией завода! А в город электричество теперь вообще не подается! Вот и приходится готовить пищу на примусах и освещать дома керосинками и самодельными свечами!
– С мазутом значит напряженка, а с керосином нет? – удивился Подрывник.
– Андрюха, ты думай, что говоришь! – вмешался я. – Я сам на ТЭЦ работаю и представляю, сколько мазута сгорает в топках котлов! Сотни тонн в год! Если здесь есть хранилища, то, какими бы вместительными они не были, за шестьдесят лет баки должны полностью опустеть! И это при условиях строжайшей экономии! А керосина для бытовых нужд достаточно иметь один стандартный бак! Хватит очень надолго! Меня больше интересует, что это за минерал такой, раз из него боевые ОВ делают?
Наша хозяйка замялась, но, видимо решившись, тихо сказала:
– Я не знаю точно, что он из себя представляет, но однажды… словом, я видела у отца в документах фотографии с испытаний снарядов, заряженных отравой, произведенной из этого минерала. Поверьте, это страшно! Там, на снимках, были животные – собаки и овцы… Так они просто превращались в лужу! Да, да! Такое ощущение, что у них исчезали кости, и они становились… даже не могу правильно это объяснить! – Айше прижала ладони к вискам и зажмурилась. Было заметно, что даже воспоминание об этих снимках повергает ее в панический ужас.