Круг общения

Агамов-Тупицын Виктор

В начале 1970-х годов радикальное вытеснение (отвержение) утратило актуальность, на что соц-арт и концептуализм отреагировали со свойственной им чуткостью. Вместо отторжения возникла потребность в реконтекстуализации. Соответственно, переход с одного уровня на другой описывался уже в иных терминах – в терминах смещения. Стало понятно, что «советский художественный проект» – всего лишь поставщик определенной части референтного сырья и что речь идет не о конвертировании, а о многократно опосредованной корреляции. Техника таких опосредований – одно из достижений московской концептуальной школы.

Читая Гройса, понимаешь, какую роль в «экономике» исторического письма играет размытость границ между «логикой фактов» и «логикой фикции».

По мере погружения в этот «планктон» начинает казаться, будто воссоздание истории и сочинение историй удовлетворяют одному и тому же критерию истинности. В таких случаях «модель фабрикации историй» опосредована, как считает Жак Рансьер, «пониманием истории как некой общности судеб»¹⁶³. В книгах Гройса поражает отсутствие рациональности, изолирующей ландшафты знаков и образов от способов их опознания. Неопознанным остается и место, занимаемое им самим.

Сила Гройса в умении повторять самого себя. Благодаря этим повторам ошибочные идеи начинают казаться бесспорными. Получается, что мимесис всегда прав: грехи замаливаются путем многократного повторения текста молитвы. Отсюда идея «тотального просвещения»¹⁶⁴, основанная на том, что (а) повторенье – мать ученья; (б) тавтология – ритуальная практика. Монументалист по призванию, Гройс чувствует себя стесненно в камерных жанрах (режимах) письма. Другое дело железобетонные смысловые конструкции, претендующие на всеобщность охвата. В сборнике статей «History Becomes Form» (2010) Гройс жонглирует парадоксами с не меньшим азартом, чем в «Коммунистическом постскриптуме». Предлагаемые им «новшества» – это в основном анекдотические преувеличения и обобщения. Нагнетание парадоксов создает поплавковый эффект, в результате чего интерес к тотализации¹⁶⁵ обретает свойство непотопляемости, тем самым препятствуя погружению вглубь и продлевая скольжение по поверхности текста.

«History Becomes Form»¹⁶⁶ знакомит нас с тракторией этих скольжений. Согласно Гройсу, «любая борьба против художественной системы не имела никакого смысла при советском режиме, так как никто в раю не может бороться с раем». Однако «тотальность распадается, когда ее удается уличить в не идентичности самой себе», и в этом смысле московский концептуализм можно считать телосом советской идентичности, способствовавшим ее распаду (распаду в нашем сознании). В отличие от Адорно, процитированного в предыдущем предложении, Гройс, если и прав, то только в контексте постановочной мимикрии и той комедийной парадигмы, с которой он связал свою судьбу – по-видимому, раз и навсегда.

Ссылки

128

Шанталь Муфф (Chantal Mouffe) – профессор Вестминстерского университета. Специализируется в области политической теории и философии. Автор книг «Гегемония и социалистическая стратегия» (в соавторстве с Эрнесто Лаклау, 1985), «The Return of the Political» (1993) и «Демократический парадокс» (2000).

129

Отвечая на вопрос, чем мотивирован критический обзор сочинений Гройса и насколько он гармонирует с темой («круг общения»), начну с того, что круг общения и круговая порука – не тождественные понятия. Приведу также письмо, посланное одному из наиболее значимых представителей этого «круга» в начале 2010 года: «Извини, если моя записка тебя задела. Должен признаться, что критика в отношении друзей есть проявление особого внимания и особой заинтересованности. Я никогда не стал бы тратить время на упреки в адрес тех, кто меня не интересует в профессиональном плане. Деконструкция текстов – это способ вступить в диалог с их авторами. Диалог, который был бы невозможен в условиях принудительного ликования. Хвалебные гимны – не мой жанр, однако в случае протестов с твоей стороны я готов перестать комментировать то, что ты присылаешь. Реагировать апологетически

я не могу. Лучше вообще не реагировать».

130

Theodor W. Adorno. Aesthetic Theory. Routledge &Е Kegan Paul, 1984. Р. 25.

131

Ibid. P. 26.

132

Ibid. P. 25.

133

Theodor W. Adorno. Negative Dialectics. Тrans. E.B Ashton. New York: Continuum, 1987. Р. 147.

134

В письме Гройса от 25 декабря 1985 года есть такие строки: «Дорогие Рита и Виктор, большое спасибо за каталог. Здесь, между прочим, недавно усиленно цитировали Риту о Людвиге в доказательство того, что советское официальное искусство – вершина постмодернизма: такова судьба наших лучших мыслей». Речь шла о статье Маргариты Мастерковой-Тупицыной «Russian and Soviet Art, Studtische Kunsthalle Dusseldorf», в журнале «Flash Art International» (April-May, 1985). Реакция на статью не совпадала с интенциями ее автора, однако для Гройса это был благовест. В порядке комментария замечу, что наличие в сталинском искусстве элементов «протопостмодернизма», таких, как театральность, заимствование, эклектизм и т. п., не дает оснований для аналогий между соцреализмом и рыночным постмодернизмом западного образца. К тому же, как справедливо заметил Андрей Монастырский, «соцреалистическая живопись – это замазывание следов преступлений советской власти».

135

Б. Гройс. Коммунистический постскриптум (Das kommunistische Postskriptum). Shurhamp Verlag, 2004. М.: Ad Marginem, 2007.

136

Дискурс тотального неотделим от имен собственных (proper names), маркирующих этот дискурс. Сталин – одно из таких имен.

137

Seneca. Epistulae Morales 1. Books 1-LXV / Ed. and trans.

R.G. Gummere, London, Loeb Classical Library, 1974. P. 403.

138

Б. Гройс. Коммунистический постскриптум. М.: Ad Marginem, 2007. С. 40, 72.

139

Эргодичность – свойство динамической системы, исключающее наличие автономных участков («инвариантов») в пространстве, где она оперирует.

140

Тотальность для Гройса не есть нечто статичное и законченное в своей целостности. Скорее, это та самая «идеальная» (калькирующая) модель завершающего этапа, в ожидании которого мы «коротаем» жизнь: проект, призванный завершить сотворение недосотворенного мира. Одно из препятствий – интерференция «завершающих» этапов, их наложение друг на друга, происходящее без соблюдения очередности. Тотальность – утопия и апеллировать к ней, как к чему-то «всегда уже» случившемуся, неправомерно.

141

Ernesto Laclau. Emancipation(s). London/New York: Verso, 2007. Р. 85.

142

Исключение составляют случаи, когда претензии угнетенных – это «гипертрофированная реакция» на то, чем обусловлены действия угнетателей (Laclau, Ibid. Р. 85).

143

См.: Эрнесто Лаклау. Невозможность общества. М.: Логос № 4–5 (39), 2003.

144

В «Поэтике» Аристотель продемонстрировал несогласие с Платоном по поводу мимесиса, заявив, что аранжировка уже существующих в поэзии стихотворных форм и приемов не эквивалентна фабрикации симулякра. Применительно к социальной сфере такие фабрикации «порождают подобие революционного действия, и эта псевдореволюционная деятельность способствует <…> автоматическому продлению ближайшего прошлого через настоящее в будущее». См.: А. Кожев. Понятие власти. М.: Праксис, 2007. С. 158.

145

Обращаясь к прошлому, поэтический мимесис стремится восстановить «состояние индивида и состояние мира, который его окружает». Оба они, по словам Агамбена (Giorgio Agamben, «La communita che viene», 1990) «не подлежат ремонту». Созидательность ремонтных работ делает их разрушительными. В этой наркологической среде «потенциальность никогда не случившегося» получает шанс на реализацию.

146

Термин, используемый в текстах Жака Деррида («Th e Double Session») и Филиппа Лаку-Лабарта (Typography: Mimesis, Philosophy, Politics).