Круг земной
Шрифт:
– Молчи, Вилово отродье! – Мужик попытался крикнуть грозно, но в конце его голос сорвался на писк. Он налил из склянки в ладонь и, словно боясь обжечься, брызнул на Родрика. Тот дёрнулся, но, кажется, это была просто вода.
– Изыде, порожденье Вила, от храму и от дому сего, от дверей и от всех четырех углов, – завывая, начал крестьянин. – Нет тебе, Вилов сын, здесь участия, места и покою, здесь чистое место, здесь силы небесныя ликовствуют, здесь отец всего сущего Эогабал и праматерь Боанн, святые Этельберт и Гелла и ныне и по всей вселенныя, по них же полки держит
Невидимая Родрику дверь открылась и мужик, глянув туда, замолк.
– Что здесь происходит? – Старческий выкрик будто хлестнул его по щеке.
Мужик набрал в грудь воздуха.
– Тебя, преподобный, найти не смогли, а народ боится. Весь сход решил, что я, как скир этих земель…
Родрик извивался ужом в попытке разглядеть, кто там пришёл. Мимо, стуча клюкой по полу, проплыл старик в белой холщовой сутане, слегка несвежей. Длинные седые волосы стелились по его плечам.
– А если сход решит, что ты должен грехи отпускать?
– Ну, отчего же… – приосанился мужик. – Слова я знаю.
– Вот так оно и получается, уважаемый Пебба: раз человек слова знает, начинает думать, что умеет говорить.
Мужик наморщил лоб.
– Не понимаю.
– Об этом будет моя следующая проповедь. А сейчас ты можешь идти и успокоить почтенных прихожан. Им ничего не угрожает.
Пебба, бормоча под нос, направился к выходу. Родрик закашлялся. Ожог на груди болел нестерпимо.
– Что вы хотите от меня, преподобный?
Ответить тот не успел. Или просто не услышал. Дверь вновь распахнулась, и в дом кто-то влетел. Едва не сбив старика с ног, перед ним возникла взъерошенная женщина с рыжими волосами почти до пояса. Она встала, уперев руки в бока. Её лица Родрику не было видно.
– Отдайте его мне! Он мой, я ж объяснила…
– Боюсь, дитя моё, Круг будет против.
– Круг-то как раз не будет против, – заявила она. – У нас и так на двух баб один мужик.
– Девочка моя, – старик не говорил, а как будто поскрипывал, – если не Круг, так его милость Экхарт. Ты же сама знаешь…
– Да его милость сюда только длинным летом наезжает и, можно подумать, всех по лицам помнит, – запальчиво перебила его женщина, – а мне что делать? Сворн девять зим назад замуж вышла, Беонна – пять, а мне-то как – девкой помирать? Или к Пеббе молодой женой идти?
Перед глазами плясали зайчики, но Родрик готов был поклясться, что старик фыркнул в седую бороду.
– А не ты ли двум женихам подряд от ворот поворот дала? Дело не в том, кто когда наезжает. Мне ли тебе напоминать? И не ты ли час назад всех на уши подняла, кричала, что у тебя в доме песиголовцы? И где ты ходишь по ночам?
– Никого я не поднимала, – сердито заявила женщина. Кажется, она была совсем молода. – Он прямо у жбана с капустой сидел, что я могла подумать? Темно было. Вы ж сами видите, что никакой не песиголовец…
– Я задал тебе три вопроса,
– Я ответила! – вызывающе сказала женщина. – Я не виновата, что вы ничего не понимаете! Ну, пожалуйста! – И топнула ногой. «Пожалуйста» никак не вязалось с её голосом. – Я у сторхов спрашивала, мне святая Аберта сказала…
Старик в ужасе замахал руками.
– Что ты говоришь такое?! У сторхов? За Белый ручей никому…
– Я тихо-о-нечко, – протянула девица, – бы-ыстренько. Мышкой туда-обратно. Сами ж сказали: для них сейчас не время. И я гадала ещё. Матушкиными камнями. И знаете, как камни выпали?..
Старик рассердился.
– Замолчи. У тебя, Эирлис, в голове – каша. Ты злоупотребляешь моим к тебе отношением. То, что пришло из Топи… даже говорить об этом не хочу.
– Да может, вовсе и не из Топи. Он говорил, что заблудился, я слышала. Может, из Ладлоу, или Бейлаха, или…
– Ты ошибаешься, – нахмурился старик, – он совсем не из наших краёв. Посмотри на него. Он пришёл оттуда. Мы не можем рисковать.
Родрик решился крякнуть. У него тоже в голове была каша, пожалуй, даже с комками, грудина болела нещадно: песиголовцы какие-то, капуста, порождения Виловы, сторхи…
– Ничего, что я прерву вашу беседу? – Старик и девица мгновенно повернулись в его сторону, уставившись на Родрика как мыши на змею. – Мне очень больно, Вил его дери. Раз я не тварь, и время для меня ещё не пришло, может, объясните, что к чему? Или хотя бы развяжете? Я ни в чём не виновен, клянусь…
Девица стояла, закусив губу. В иных обстоятельствах Родрик не преминул бы заприметить такую красотку: большие тёмные глаза, точёный носик, остренький подбородок. Может, только рот чуть великоват. Очень хороша, лет семнадцати, не старше.
Старик очертил в воздухе рукой фигуру, похожую на медальон, висевший у него на шее: треугольник, заключённый в круг, и что-то пробормотав под нос, сделал шаг к Родрику.
– Раз уж господин твой наделил тебя способностью говорить на человеческом языке, во имя отца всех богов, заклинаю, ответь, кто ты, и зачем решил в неурочное время потревожить покой добрых людей?
– Преподобный… – У Родрика пересохло в глотке, ноги были привязаны так туго, что он их уже не чувствовал. – Я не понимаю. Какой господин? Какое время? В чём меня обвиняют? Я шёл из Подгорья, заблудился на болотах…
Лицо старика потемнело.
– Это ложь.
– Преподобный…
– Достаточно. Я услышал то, что ожидал. – Монах презрительно отвернулся.
– Отец! – слабо пискнула девица.
– Эирлис, – строго произнёс старик, – ты слышала сама. Чёрная сущность этого оборотня лжёт. Я удивляюсь лишь, что ему удаётся так долго обманывать наши глаза. Мы ни разу не видели порождений Вила, сходство которых с человеками столь удивительно.
– А как же моя мать?!
– Она не пришла. Река принесла её. Люди оттуда не приходят. Там нет никого.