Круг жизни
Шрифт:
– Вот здесь! – распахнул он дверь в какую-то комнату.
Тана вошла и, оглядевшись, убедилась, что это вовсе не рабочий кабинет ее матери. Большую часть помещения занимала огромная кровать под серым плюшевым покрывалом с шелковыми оборками. Кресло возле кровати было накрыто шкурой опоссума, а другое – искусственным серым мехом. Ковер тоже был серый, пушистый, с красивым рисунком.
– Очень странно! – в досаде воскликнула Тана. – Разве это не спальня твоего отца?
– Да. Это и есть рабочее место твоей матери. Большую часть времени старушка Джин пашет именно здесь.
Тане захотелось вцепиться ему в волосы и отхлестать по щекам, но она сдержалась, и ни слова не говоря, развернулась,
– Сейчас же отпусти меня, говнюк!
Тана попыталась выдернуть руку, но, к своему удивлению, обнаружила, что он сильнее, чем можно было ожидать. Билли грубо схватил ее за плечи и с силой прижал к стене, так что ей стало трудно дышать.
– А ну покажи, сучка, как работает твоя мамаша!
Он больно заломил ей руки назад. Она задыхалась, на глазах выступили слезы, но не столько от страха, сколько от бессильного гнева.
– Да что ты себе позволяешь?
Она попыталась оттолкнуть его, но он опять толкнул ее к стене, и она больно ударилась затылком. Увидев его обезумевшие глаза, она испугалась по-настоящему. А он хохотал ей прямо в лицо, как сумасшедший.
– Не будь кретином, Билли! – Голос Таны срывался от негодования и страха.
Одной рукой он стиснул оба ее запястья – она и представить не могла, какая сила таится в его руках, – а другой расстегнул молнию на ширинке и брючный ремень.
– Потрогай вот эту штуку, маленькая дрянь!
Ее лицо побелело от ужаса, она рванулась, пытаясь освободиться, но он опять ударил ее головой о стену. Она сопротивлялась изо всех сил, а он смеялся над ее беспомощностью. И тут Тану охватил панический ужас: она поняла, что происходит. Билли с силой ударял девушку головой о стену, еще и еще, пока у нее на губах не показалась тоненькая струйка крови. Раздался треск разрываемой ткани, и ее обнаженное, смуглое от загара стройное тело оказалось во власти грубых рук. Ее щипали, тискали, мяли, давили; руки были везде: на животе, на груди, на бедрах… Он слюнявил своим языком ее лицо, обдавая перегаром, а потом и вовсе засунул руку между ног. Тана вскрикнула и укусила его за шею, но он даже не обратил внимания на это. Схватив ее за волосы, он начал зверски наматывать их на кулак, пока ей не показалось, что они вырываются с корнем. Он кусал ей лицо, шею. Она молотила кулаками его по спине, пыталась пнуть коленями. Тана теперь спасала не только свою честь, но и жизнь, только силы были неравны. Обессиленную, задыхающуюся от рыданий, он повалил Тану на толстый серый ковер и сорвал с нее все, что еще оставалось, включая ажурные белые трусики. Она билась в истерике, умоляя о пощаде, а он стянул брюки и, отшвырнув их в сторону, навалился на нее всей тяжестью, пригвоздив к полу, потом резко раздвинул ей бедра. Казалось, он хотел разорвать ее на части: пальцы его впивались в плоть, раскрывая и обнажая, потом он терзал ее ртом, губами и языком. Тана страшно кричала и пыталась вырваться, а он с силой швырял ее обратно. Она была почти без сознания, когда он овладел ею. Взгромоздившись на свою полуживую жертву всем телом, он вламывался в нее снова и снова, пока наконец не достиг желанной кульминации. Она едва дышала, глаза закатились, а на сером ковре под ней расплывалось красное пятно.
Билли Дарнинг встал и, довольно усмехнувшись, принялся одеваться, глядя на свою жертву:
– Вот так, мисс Недотрога.
В эту минуту кто-то вошел в комнату.
– О господи! Что ты с ней сделал?
Тана сквозь шум в ушах, на грани забытья услышала:
– Не бери в голову! Ее мамаша – платная подстилка моего старика.
Раздался смех.
– Тогда другое дело. Похоже, вы неплохо провели время, по крайней мере один из вас. А у нее
– Без понятия, – равнодушно буркнул Билли, застегивая брюки.
Тана все еще лежала на полу с раскинутыми ногами, точно сломанная кукла, а они стояли над ней и смотрели. Наконец Билли наклонился и похлопал ее по щекам.
– Все, закончили! Вставай!
Тана не шевелилась, сознание почти покинуло ее. Тогда он пошел в ванную, намочил полотенце и набросил на нее, будто она была в состоянии что-то сделать. Через мгновение ее вырвало, и Билли завопил, схватив ее за волосы:
– Не смей блевать на ковер! Грязная свинья!
Он рывком поднял ее на ноги, приволок в туалет и швырнул к унитазу. Ее опять вырвало, а он перешагнул через нее и захлопнул за собой дверь. Прошел не один час, прежде чем Тана обрела способность соображать; из горла ее вырвались сдавленные рыдания… Вызванное ею такси давно ушло, на последний поезд она опоздала, но страшнее всего было другое: ее изнасиловали. Тану всю трясло, зубы стучали, во рту пересохло, к тому же страшно болела голова. Как же теперь добраться до дому? Платье разорвано, туфли перепачканы кровью. Она сидела, сжавшись в комок, на полу туалета, когда вошел Билли. Швырнув ей какое-то платье и туфли – видимо, сестры, – он пробормотал:
– Одевайся, отвезу домой.
Он был вдрызг пьян.
– А что потом? – в истерике выкрикнула Тана. – Что ты скажешь своему отцу?
Он нервно оглянулся и посмотрел в спальню.
– Про что? Про ковер?
– Про меня!
– Ну, это не моя вина, малышка! Ты сама меня спровоцировала.
Эти слова привели ее в ужас, и теперь она хотела только одного: поскорее выбраться отсюда, даже если б пришлось проделать весь путь до Нью-Йорка пешком. Схватив одежду в охапку, она резко оттолкнула его и кинулась в спальню. Нагая, с развевающимися всклокоченными волосами, с заплаканным лицом, она едва не сбила с ног приятеля Билли, который, увидев ее засмеялся:
– А вы с Билли, видать, неплохо развлеклись!
Тана окинула его диким взором, влетела в ванную комнату, быстро оделась и побежала вниз. Последний поезд ушел, найти такси нечего было и думать, музыканты уже уехали, и она бросилась к подъездной дорожке, не думая об оставленном разорванном платье, о сумочке. Главное – прочь отсюда. Можно остановить полицейскую машину, добраться на попутке или как-нибудь еще… Слезы застилали ей глаза, не хватало воздуха. Вдруг за спиной вспыхнули огни фар. Тана ускорила бег, инстинктивно догадываясь, что Билли едет следом. Зашуршали шины по гравийному покрытию дорожки, и она нырнула в тень деревьев. Он нажал на клаксон и закричал:
– Садись, отвезу домой!
Тана, заливаясь слезами, петляла между деревьями, а он ехал за ней. Вокруг – ни души. Наконец Тана выбилась из сил и в полной истерике выкрикнула:
– Оставь меня!
Она остановилась, присела на корточки и, рыдая, обхватила колени руками. Он вышел из машины и медленно приблизился к ней. Ночной воздух немного отрезвил его, и теперь Дарнинг уже не казался невменяемым, хотя выглядел хмурым. На месте пассажира в длинной, сверкавшей зеленым лаком спортивной машине сидел его друг и молча наблюдал за происходящим.
Билли стоял посреди шоссе, широко расставив ноги, освещенный зловещим светом фар.
– Садись в машину, малышка.
– Не смей так меня называть!
Из груди у нее рвался безудержный крик, но сил уже не осталось даже кричать, не то что бежать. Все члены ее ныли, голова раскалывалась от боли, на лице и бедрах засохла кровь. Она окинула его совершенно бессмысленным взглядом и, поднявшись, заковыляла по дороге. Он попытался схватить ее за руку, но она взвизгнула и бросилась бежать. Он постоял немного, глядя ей вслед, и повернул обратно.