Круг

Козаев Азамат Владимирович

Спешить некуда.

Шли спокойно. Девять дней или одиннадцать – без разницы, запасы воды исправно пополняли в источниках, которые находили аккурат в указанных местах. Людей не встречали, и тем не менее Верна совершенно точно знала, что все время за ними наблюдали цепкие глаза. Пару раз вдалеке подмечали еле заметные облачка пыли, что остались после копыт резвых скакунов, несколько раз дорогу преграждали стада, несметные, долгие и тягучие, как река. Страшенные, бесхвостые волкодавы чутко нюхали воздух перед чужими людьми и молча наблюдали за незнакомцами. Глаз не свели, пока не прошли последние овцы.

– Боги, сколько же их! – как-то прошептала Верна.

Нескончаемое

подвижное море текло и текло, в нос ударил резкий дух сухой, пропыленной шерсти, Серый Медведь учуял даже запах раздавленного ковыля.

– Травой пахнет. Горчит.

Один из загонщиков подъехал.

– Светлого неба вам, путники!

– И твоим стадам тучных пастбищ, добрый человек.

– Мои собственные стада утонут в этом бескрайнем море и растворятся без следа, – рассмеялся тот, кивая на отары. – Я не хозяин всего этого великолепия, только пастух.

– А кто хозяин?

– Бейле-Багри, пресветлый саддхут Багризеды.

– Саддхут за морем, а стада здесь?

– Почему бы и нет? – улыбнулся погонщик, чьи вислые усы спускались под самый подбородок, а там, сплетенные воедино красной тесьмой, образовали косицу. – Это очень удобно. Пастбища страны Коффир примут еще десять раз по столько же овец и прочей живности.

– Мы передадим саддхуту весть о благополучии его стад, – усмехнулась Верна. – Наша дорога лежит как раз в Багризеду.

– Только не говорите пресветлому о том, что вчера мы зажарили трех ягнят саддхута во славу новорожденного мальчишки Керде! – Погонщик, смеясь, кивнул на товарища, видного, как черное пятнышко, далеко-далеко.

– Не скажем.

Стадо наконец прошло, и, распрощавшись с пастухами, десяток отправился дальше. Солончаковые болота начались на восьмой день пути – страшное место, где от безводья и немилосердной лихорадки многие заломовцы в тот памятный поход нашли гибель. Болота разлились на несколько дней пути и представляли собой не сплошную «дурную» воду, а пятна посреди степи, будто рябь на лице. Жутко стало оттого, что дорога обрывалась не резко и понятно – здесь еще дорога, а там уже болото, – а незаметно, исподволь. Еще недавно ты ступал по твердой земле, а теперь под ногами умягчилось и при каждом шаге коня на поверхность проступает вода. Добро, если поймешь вовремя, что заблудился, и сдашь назад по собственным следам, а вздумаешь пытать судьбу и резать по косой – болото лишь сыто чавкнет. «Запомни, Верна, вам нужны следы больших животных, не меньше волка, – наставлял Ворон. – Полевки и тушканчики пройдут там, куда вам ход заказан. Также подойдут антилопы и дикие ослы…»

– Сюда. – Маграб указал вправо от себя. Верна никак не могла понять, как он находит правильное направление даже тогда, когда не видно никаких следов.

– Как тебе это удается?

– Чувствую, – холодно бросил тот без тени улыбки.

Последний источник питьевой воды остался в паре дней за спиной, но печальная наука Ворона, оплаченная сотнями жизней, сыграла отряду на руку. На одиннадцатый день, когда впереди расстелилась бескрайняя водная гладь, а степь резко оборвалась вниз, воды в мехах оставалось еще на полдня пути. Как раз достаточно, чтобы дойти берегом до пристани.

В Кеофе, крупном приморском городе, найти подходящее судно оказалось несложно.

– И ладьи они по-другому строят, – бормотала Верна, оглядывая величавый корабль с надстройкой на корме и строгими обводами. Впереди, точно рог, выдавался толстый брус. – Парус треугольный, борта прямые. Если еще скажут,

что баба в море приносит несчастье…

Недостатка в постоялых дворах не случилось. Выбрали для ночлега один из многих, и Верна, оставив братцев-князей на попечение двух сторожей, с остальными парнями вышла поглазеть на город. Лес остался далеко на полуночи, поэтому дома в этих краях поднимали из камня, желтого скального сланца. Мало того что солнца здесь оказалось предостаточно и весь город показался золотым от полуденного света, так и камень построек своим цветом лишь усиливал ощущение жары. Иногда дома белили или обмазывали светлой глиной, и тогда стены сглаживались до ровного и отливали светом так, что приходилось щуриться.

Здешний народ кутался в светлые одежды, и поначалу Верне казалось, будто ходить по солнцепеку, закутавшись до самых глаз, чрезвычайно утомительно. Впрочем, первому впечатлению решила не доверять, а почаще вспоминать отцово наставление: «Если что-то кажется тебе глупым, возможно, не все понимаешь».

На торге – огромной площади, заставленной многочисленными разноцветными шатрами, – пахло так, словно всемогущие боги собрали все запахи полуночи и перемешали с полуденными. Свежий древесный тес, жаркая, настоянная пыль, раздавленная хвоя, острая рыба, полевое разнотравье и неуловимый запах прохлады, что источали плоды на лотке одного из торговцев. Будто вдыхаешь свежесть морозного утра.

Верна не удержалась и купила «яблоко» (так про себя окрестила желтый кругляк), остро исходящее волшебным ароматом. Но стоило только надрезать и взять дольку в рот, челюсти мигом свело от кислоты, только не той противной, от которой хочется плеваться, а благородной, что заставляет раскрыть глаза, а самое нутро восхищенно замереть. Задышала часто-часто, и когда жадно глотала воздух, нёбо едва не поморозило, словно кругом не знойный полдень, а лютая зима. Чудеса!

Купчина сказал, будто здешние девы каждое утро вкушают дольку этого необыкновенного плода, чтобы сообщить дыханию чистоту и невинность. Хмыкнула и прикупила сразу мешочек, а купец вдогонку крикнул, дескать, желтые «яблоки» не гниют, а только сохнут, и стоит бросить их в воду на полдня, как они вновь напитаются соком.

Прикупила бабских нарядов, чем сама себя удивила, а только до зуда в руках захотелось ярких платьев и шалей. Сбросить штаны, сапоги, рубаху и облачиться в расписные тряпки, и чтобы груди не стесняли кожаные доспехи, а невесомо облегали яркие ткани.

– Вернемся к себе, выгоню всех из палаты, затворюсь и стану крутиться перед зерцалом, – шепнула сама себе. – Скоро помру, доведется ли еще поносить?

Как сказала, так и сделала. Еще долго стены постоялого двора по обе стороны от некой двери подпирал собою десяток воев, причем двое из них звякали под одеждами цепями.

Вышли на следующий день засветло, а в закатных сумерках при спокойном море и попутном ветре пристали в столице Багризеды.

Город стоял чуть поодаль на холме, сглаженную горку венчал чудный терем, по всей видимости, обиталище саддхута. Купола, синие будто небо, красовались над белыми башнями, ровно воздуся сгустились и обрели осязаемость. В море еще худо-бедно веяло прохладой, но стоило сойти с корабля и ступить в пределы каменной пристани, обдало влажной жарой, словно попала в парную, настоянную на неведомых травах. Над камнями знойно клубился раскаленный воздух, очертания города плыли и волновались, только приморским бризом время от времени сносило марево, но ненадолго. В носу сделалось влажно и горячо, а лицо точно распарили и сбрызнули травяным настоем.