Круг
Шрифт:
– Доктором ты можешь быть на работе, – рявкает он.
В такие моменты Мину ненавидит его. Если ему наплевать на себя, то мог бы позаботиться о себе ради нее, Мину, и мамы.
– Звони, если что, – говорит папа.
Мину кивает и снова обнимает его, на этот раз чуть крепче.
Мину не нужно прислушиваться к тому, о чем шепчутся на школьном дворе, она и так знает: все разговоры – об Элиасе. О том, как он это сделал. О тех, кто его нашел.
– Смотри, вон она, – говорят парни со второго курса, когда
Прижав к себе рюкзак, Мину заходит в школу. Опустив голову и стараясь быть как можно более незаметной, она протискивается через переполненный вестибюль. Всех учеников собирают в актовом зале, где состоится минута молчания в память Элиаса.
Взгляды и шепот сопровождают ее повсюду. Скоро у Мину начинают гореть уши. В конце концов она не выдерживает. Ускоряет шаг и почти бегом спускается по лестнице на цокольный этаж, туда, где находится столовая. В это время здесь никого нет кроме поваров. Она направляется в женский туалет.
Только закрыв за собой дверь, Мину чувствует, что может вздохнуть спокойно. Если сейчас подождать пару минут, а потом проскользнуть в актовый зал перед началом церемонии и сесть в самом конце зала, никто ее не заметит.
Она подходит к одному из зеркал и рассматривает свое лицо.
Стоял ли Элиас вот так… прежде чем сделать это?
Похоже, эта мысль становится навязчивой – она возвращается всякий раз, когда Мину смотрит в зеркало. Мину зажмуривается и снова открывает глаза, пытаясь увидеть свое лицо другими глазами. Глазами Макса.
Если бы не эти противные прыщи, я, может быть, и была бы симпатичной, думает она. Во всяком случае, не уродливой.
Потом к ней возвращается неуверенность. Как можно столько времени проводить у зеркала и все равно не знать, как ты выглядишь на самом деле?
Она вспоминает тот момент, когда они с Максом были в классе вдвоем. Тепло его руки. Мину снова чувствует это тепло, чувствует, как оно распространяется по всему телу. Почему она убежала оттуда? Чего испугалась?
Дверь открывается. Мину оборачивается. На пороге стоит Линнея.
– Привет, – говорит Мину, гадая про себя, не написано ли у нее на лбу, о чем она только что думала.
– Привет, – отвечает Линнея и заходит внутрь.
На ней черные джинсы и длинная черная кофта с капюшоном. Она смотрит на Мину сверху вниз и улыбается.
– Опять скрываешься? – спрашивает она, еле заметно улыбаясь.
Мину должна была бы сердиться на Линнею, но у нее не получается. Вчерашняя словесная перепалка уже забыта. Она слишком легковесна по сравнению с тем, что случилось.
– Давай забудем то, что я вчера сказала? – предлагает Линнея, как будто думая о том же.
– Конечно. – Мину пожала плечами, пытаясь говорить как можно более небрежно. «Что бы такое сейчас сказать?» – лихорадочно думает она. И наконец выдавливает из себя вопрос: «Как ты?»
Не самый лучший вариант, если учесть, что Линнея нашла своего лучшего друга мертвым в туалете.
На мгновение Мину показалось, что
– Я не хотела сегодня приходить, – говорит она тихо. – Но почувствовала, что должна. Ради Элиаса.
Мину вспоминает, что сама пришла сегодня в школу исключительно из эгоистических побуждений, и радуется тому, что Линнея на нее не смотрит. Линнея стоит, грызет ядовито-розовый ноготь большого пальца. Ее взгляд обращен куда-то внутрь себя.
– Я бы хотела, чтоб и другие люди знали его так же хорошо, как я, – говорит она. – Он был таким веселым. И заботливым.
Мину не знает, что сказать.
– Пойдем? – говорит она, помедлив.
Линнея кивает и выходит первой.
Вестибюль пуст, только несколько опоздавших учеников торопятся к актовому залу.
– Ты в порядке? – спрашивает Мину перед тем, как войти.
Зал гудит, как гигантский улей.
– Нет, – отвечает Линнея, коротко и холодно усмехнувшись. – Но для меня это нормально.
8
Ребекка и Густав сидят вместе, на предпоследнем ряду. За годы существования школы актовый зал, наверно, ни разу не перестраивался. Это было большое помещение с расположенными амфитеатром зрительскими местами и высокой деревянной сценой. Солнце проникает через грязные широкие окна и рисует узоры на противоположной стене. На сцене стоит кафедра. Зал заполнен до отказа.
Ребекка оборачивается и видит, как в дверь заходят Мину Фальк Карими и Линнея Валлин и садятся сзади, у стенки. Ребекка ободряюще улыбается им. Мину кивает Ребекке, а Линнея не замечает ее.
Ребекке всегда нравилась Мину, но сблизиться с ней не удавалось. Она была такой взрослой. Рядом с ней Ребекка чувствовала себя ребенком, казалось, будто они общаются не на равных. К тому же Мину ужасно много знала. Во время дискуссий, которые учителя устраивали им на уроках, Мину было не победить. Она всегда приводила абсолютно непробиваемые аргументы, один за другим. Переспорить ее было невозможно, и не удавалось даже учителям. Потом, уже после дискуссии, Ребекка находила в Мининой аргументации слабые места. Но говорила Мину так убедительно, что оставалось только с ней согласиться.
«Как, должно быть, здорово, быть такой, как Мину, – думает Ребекка. – Никогда не сомневаться в себе».
– Вся школа здесь, – тихо говорит Густав.
– Ужасно, – шепчет Ребекка. – Что именно теперь вдруг все прониклись к Элиасу сочувствием.
– Каждый старается продемонстрировать другим, что уж он-то Элиаса никогда не травил, – говорит Густав.
Ребекка смотрит на его серьезное лицо, правильный профиль и взлохмаченные светлые волосы. Многие считают Густава просто симпатичным футболистом. Но они совсем не знают его. Он самый умный извсех Ребеккиных знакомых. Не в смысле знаний по математике, а в смысле знания жизни. Ребекка берет его сухую горячую руку и крепко сжимает.