Круг
Шрифт:
Продолжая жевать, мама Анны-Карин берет в руки зажигалку. Такое впечатление, будто она ест через силу и ждет не дождется, когда можно будет наконец затянуться сигаретой. Анна-Карин уже давно перестала жаловаться на дым. Мама считает, что сигареты – единственная роскошь, которую она себе позволяет, и потому она будет «черт возьми, курить, не мучаясь угрызениями совести».
В окно стучит дождь. Во дворе разлились лужи коричневой воды.
Картофельный салат и свинина застревают в горле у Анны-Карин. От переживаний желудок как будто съежился
Учиться в классе с естественно-научным уклоном трудно. Но если Анна-Карин хочет стать ветеринаром, ей нужны отличные оценки. Нельзя допустить отставания уже в начале первого года гимназии.
– Мне звонили, – вдруг говорит дедушка, глядя на Анну-Карин. – Оке звонил. Сынок-то его работает водителем «скорой». Оке спрашивал, как ты. Была ли ты знакома с мальчиком.
– Что там еще такое? – спрашивает мама, затягиваясь сигаретой.
И мама, и дедушка смотрят на Анну-Карин. Никуда не денешься, нужно отвечать.
– У нас в школе умер парень. Элиас. Покончил с собой.
Мама резко выдыхает, и весь стол окутывает сизый дым.
– И ты говоришь об этом только сейчас?
Анна-Карин беспомощно смотрит на дедушку.
– Это не сын Хелены? – продолжает мама.
– Какой Хелены?
– Пасторши! Как его фамилия?
Анна-Карин уже и забыла, что у мамы когда-то была другая жизнь. Только тогда, когда она начинает говорить о своих старых друзьях и знакомых в городе, Анна-Карин вспоминает об этом.
– Мальмгрен, – отвечает Анна-Карин.
– О господи, это точно он!
Мама тушит сигарету и сразу же закуривает новую. Она выглядит воодушевленной, как всегда, когда слышит рассказы о катастрофах и несчастных случаях. В такие минуты она забывает о собственных проблемах.
– Бедная Хелена, – говорит она. – Вот так всегда! Сапожник без сапог. Она лечит души других, а что делается у нее под носом, не видит. Как он это сделал?
– Не знаю.
– Но он сделал это прямо в школе?
Мама полна энтузиазма. В кои-то веки она бодра и оживленна. Она наклоняется к Анне-Карин через стол – ни дать ни взять две подруги сплетничают за столиком в кафе.
– Кто его нашел?
– Две девчонки. Одна из моего класса, Мину.
– А, дочь газетчика, – говорит мама.
Дедушка все это время сидит молча. Но тут он тянется к Анне-Карин через стол и гладит ее по руке.
– Девочка моя, – говорит он. – Этот Элиас, он был твоим другом?
– Нет, я просто знала его.
– Когда человек молод, ему кажется, что весь мир вертится вокруг него и что нет ничего страшнее его несчастий, – говорит мама. – В молодости не понимаешь, насколько у тебя все на самом деле хорошо. Ни о чем не надо заботиться.
– Молодым сегодня нелегко, – говорит дедушка.
– Ну да, они же думают, что им все должно доставаться на блюдечке, – фыркает мама.
Горло у Анны-Карин сжимается, и она начинает кашлять. Злость комом встает в горле. Анна-Карин кладет вилку и нож на стол.
– Ведь у него вся жизнь была впереди, – продолжает мама. – Мне этого не понять.
«А
Сколько раз она думала о том, как легко было бы покончить со всеми проблемами раз и навсегда! Первый раз она думала об этом, когда ей было восемь лет. Тогда она впервые рассказала учителю о том аде, в котором живет. Он попытался серьезно поговорить с ее мучителями, но после этих разговоров они раздели ее до трусов и футболки и оставили на школьном дворе. Была зима. «В следующий раз мы тебя вообще прибьем, чмо», – сказал Эрик Форслунд. Маме пришлось тогда приезжать за Анной-Карин и забирать ее домой. Но жаловаться Анна-Карин не стала, сказала, что это просто была игра.
Если бы мама как следует расспросила ее о том, что случилось, Анна-Карин сказала бы правду. Но мама ничего не спрашивала, а лишь отругала дочь за то, что ей пришлось лишний раз тащиться в школу.
Да, Анна-Карин знает, каково это – хотеть умереть. В течение восьми лет она думала об этом практически ежедневно. Однако снова и снова отодвигала от себя эту мысль. Ведь есть дедушка. И животные. И каникулы, когда не нужно ездить в город. А иногда, в те минуты, когда Анна-Карин осмеливается заглядывать в будущее, там вырисовывается другая жизнь – жизнь, где Анна-Карин работает ветеринаром и имеет собственный дом, в лесу, далеко от Энгельсфорса.
– Мы наверняка многого не знаем о жизни этого мальчика, – говорит дедушка маме, как всегда дипломатично.
– Да уж, наверное, ему было нелегко. С такими-то родителями, – отвечает мама, как всегда неверно истолковав слова дедушки.
Иногда Анна-Карин не знает, что раздражает ее больше: дедушка, который никого не осуждает, или мама, которая осуждает всех, кроме себя.
– В смысле, у Хелены на первом месте работа, а про Кристера я вообще не говорю, – продолжает мама. – Эдакая шишка в муниципалитете, где уж тут найти время для семьи. Да уж, не все то золото, что блестит.
Мама не скрывает удовлетворения оттого, что у кого-то, кого она считала «везунчиками», случилась беда.
– Я не хочу сказать, что это вина родителей, и тем не менее. Когда дети рождаются на свет, они похожи на чистый лист бумаги. Мы, взрослые, пишем на этих листах. И когда твой папа оставил нас, я сказала себе: Анна-Карин никогда не будет…
Мама разглагольствует дальше, но Анна-Карин не может больше слушать. «Какая же ты злая! – хочется кричать ей. – Ты не знаешь ничего о семье Элиаса, ты даже о своей семье ничего не знаешь. Ты не имеешь права так говорить. ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!»
Сердце тяжело бьется в груди Анны-Карин. Вдруг она замечает, что в кухне наступила тишина.
Мама затушила сигарету, смятый окурок лежит на краю тарелки и все еще немного дымится. А мать таращится на Анну-Карин широко раскрытыми глазами. Она кашляет, пытается что-то сказать, но из горла вырывается только хрип.
Анна-Карин косится на дедушку. Он встревожен.
– Что с тобой, Мия? Тебе в горло что-то попало? – спрашивает он.
Мама тянется к стакану с водой и делает глубокий глоток. Она откашливается снова, но у нее не получается выдавить из себя ни слова.