Круги на воде
Шрифт:
Марченко нехотя стянул пальто, разулся и поплелся обратно в комнату. Дольская наспех выпроводила старика с Безлюдным, заперла дверь на все замки и поспешила вернуться в глубь квартиры, где ее ждал весьма интересный собеседник.
– Ну, рассказывайте же! – набросилась она на Марченко, не успев еще войти в комнату. – Так, значит, вы ее не…?
– Я же сказал, – занервничал Марченко, – она уже была мертва.
– Давайте-ка, Александр, с самого начала. – Дольская сказала это таким мягким голосом, что гримаса на лице Марченко вмиг приняла выражение удовлетворенности и расслабленности. Дольская улыбнулась:
– Я сейчас принесу вино, и мы посидим, а вы мне все не спеша
– Хорошо, – согласился Марченко, которому, к тому же, давно хотелось выпить.
Дольская вернулась через пару минут, принеся с собой поднос, на котором стояла бутылка красного вина и тарелочка с конфетами. Марченко скоренько разлил 'Кагор' (а это был именно 'Кагор') по фужерам, предусмотрительно вытащенным им из шкафа, отхлебнул, не чокаясь, и окончательно расслабившись, начал рассказывать…
О том, что книга в Москве 'Трехкружие' прознало сразу же, как стало известно о переезде из Ленинграда Львовой. Для всех членов организации это был настоящий удар – охота за книгой шла и в Ленинграде, был даже разработан детальный план по ее выкрадыванию у старухи, но теперь, в Москве, задача усложнялась в разы.
Львова жила в режимном доме и находилась под круглосуточной охраной органов государственной безопасности. Было очевидно, что книга находится в квартире, проникнуть в которую было теперь практически невозможно.
Выход был найден лишь через восемь лет. Автором нового плана стал именно Марченко – кадровый офицер Красной Армии, вступивший в 'Трехкружие' в самом конце двадцатых годов. Дольская довольно долго подозревала, что Марченко провокатор, а потому до поры до времени не подпускала его близко к возглавляемому ей тайному обществу. Но Марченко действительно оказался искренним искателем тайных знаний. Как выяснилось позже, в юности он увлекался писаниями мадам Блаватской, даже пытался сам сорганизовать некий кружок вокруг себя, но в условиях военной службы сделать это было крайне сложно, а потому от этой затеи он быстро отказался, решив искать уже сложившееся сообщество единомышленников.
Именно им и стало для него 'Трехкружие'.
Единственным недостатком Марченко был панический страх разоблачения. Поэтому изначально, когда обсуждались последние детали придуманного им плана операции, он настаивал на том, чтобы сделав дело, залечь на время на дно. Но Дольская, вместо того, чтобы взять у него книгу и отпустить, опять проявила свою волю, заставив войти в квартиру…
План Марченко был рискованным, но вполне реальным. Дело в том, что начавшиеся чистки в армии заметно покосили ряды его товарищей по оружию. Многие из них просто пропадали бесследно, некоторых арестовывали прямо на рабочем месте.
Однажды к Марченко подошел не так давно пришедший работать в военную академию, в которой Марченко преподавал военные науки, молодой лейтенант. Подошел со странной просьбой. Сказал, что опасается ареста, а потому решил бросить все и нелегально уехать к родственникам на Дальний Восток. Многие поступали именно так, спасая тем самым свои жизни. У Марченко же он попросил сохранить его военные документы на тот случай, если он вернется живым, после окончания 'этого кошмара'.
Почему он выбрал именно его, для самого Марченко так и осталось загадкой. Он не был замечен в связях с оппозицией, никогда не позволял себе высказывания против власти, а, наоборот, (в целях конспирации) проявлял максимальную лояльность ко всему происходящему в стране. Но факт оставался фактом – лейтенант обратился к нему, и на руках у Марченко оказался чужой военный билет.
Именно этот военный билет и стал центральной точкой, вокруг которой Марченко и выстраивал
В назначенный день Марченко появился перед домом Львовой. Заточенным под такие дела глазом военного, он сразу же определил припаркованные машины, в которых находились сотрудники органов. Их он постарался обойти как можно более незаметно, так, чтобы его лицо не было узнано. Подойдя к подъезду, Марченко потянул на себя внушительную дверь и оказался в обширном холле, отделанном мрамором. Вместо привычной консьержки, за столом возле двери сидел дежурный офицер, который тут же поднял глаза и начал внимательно изучать внешность вошедшего. 'Слава богу, что сержант какой-то сидит, а не офицер' – с облегчением подумал Марченко.
– Ваши документы, пожалуйста, – попросил сержант.
Марченко незамедлительно достал из портфеля военный билет и протянул дежурному.
Тот пролистал все страницы, а потом, усмехнувшись, сказал:
– Что-то вы, товарищ Крылов, засиделись в лейтенантах.
Действительно, Марченко было уже за тридцать, а выглядел он и того старше.
– Ну не всем же генералами-то! – отшутился он.
– Это точно, – рассмеялся солдат. – Я вот думаю в академию поступать. А сейчас на вас глянул – да катись она к чертям! Вот так просидишь всю жизнь лейтенантом, а толку?
– Ну, ты на меня-то не смотри. – Марченко решил все же объяснить странность со своим низким званием. – Я сам на повышение не иду.
– Это почему ж? – выкатил от удивления глаза солдат.
– Повысят, переведут куда-нибудь. А так я при своем начальнике, с которым всю жизнь. Понимаешь?
Солдат понимающе закивал головой:
– Ну да! Командир – отец родной!
– Вот – вот, – подтвердил Марченко.
– А если не секрет, то командир-то кто? – вдруг спросил сержант.
– Командир? Генерал Мацеевич. К нему и иду. Срочное письмо.
– Так письма ж вроде ему Иванов носит? – боец подозрительно посмотрел на Марченко, окончательно перестав улыбаться. 'Пропал, – подумал Марченко – сейчас будет звонить, выяснять'.
– Иванов болен. В госпитале.
Приготовившись к самому худшему, Марченко в следующую секунду понял, что партия еще далеко не проиграна.
– Вот так вот. А я ему говорил! Холод на улице какой, а он без шинели все бегал.
С воспалением слег?
– Точно, – выдохнул Марченко.
Сержант протянул ему документы и в тот же миг на его столе зазвонил телефон. Он поднял трубку, и, мотнув головой в сторону лифта, дал понять Марченко, что тот может проходить…
В темноте каждое неверное движение могло стать последним. Олег нащупывал мыском выступы на стене, пытаясь впиваться пальцами в выпуклости дома, от чего испытывал неимоверную боль. Преодолев расстояние в несколько метров, он оказался на уровне второго этажа. Стараясь действовать как можно тише, чтобы не дай бог не разбудить жильцов квартиры, он бесшумно, словно кошка, ступил на карниз.
Прислушавшись и удостоверившись, что с внутренней стороны окна все тихо, Олег стал перемещаться вдоль окон чужой квартиры, чтобы достичь козырька, нависающего над парадным входом. Это оказалось куда проще, чем ползти вниз по стене.