Круги в пустоте
Шрифт:
Ему хватило и полсекунды, чтобы осознать собственную глупость, но слово было сказано. Воцарилась тишина, и отдаленные крики в порту лишь подчеркивали ее – сухую, ватную, похожую на свинцово-черную, готовую разразиться бешеным ливнем тучу.
– А за козла ответишь, – негромко, пришептывая по-змеиному, произнес наконец главарь. И сейчас же Митька ощутил, как невесть откуда возле его горла появилось широкое, извилистое подобно бегущей волне лезвие.
– Постой, Тайхиу, – усмехнулся Салир-гуа-нау. – Не так быстро и не так просто. Это ж не свободный горожанин, чтобы честью по чести голову резать. Это ж скотина, раб. Мы его сперва попользуем всей стаей, парнишка-то гладкий, в соку… Чем, спрашивается, мы хуже его
Митька помертвел. Погулял, называется! А ведь стоило ему послушаться кассара… Нет, свежих впечатлений захотелось. Вот и будут ему теперь свежие впечатления… свежие и очень острые… А потом… муравьиная яма отдыхает. Он не сомневался в изощренной фантазии предводителя. И никуда не деться, не вырваться, его держат крепко, да и что он может против кодлы в полтора десятка здоровых, опытных и вооруженных бойцов?
Перед глазами с бешеной скоростью промелькнула каменная арена, и корчились под струями синего огня приносимые в жертву единяне, а дядька в плаще озабоченно потирал свою лысину, и вздымался до неба огромный, ослепительно-белый парус, а Санька Баруздин приветливо помахал ему бутылочкой пива, смеялся и прыгал в толпе мелкий загорелый пацаненок, возмущенно внушала что-то Глина, пристукивая классным журналом по столу, и беззвучно плакал тот малыш, которого они тормознули в парке. Все это сложилось в уме точно возникшая на миг картинка в калейдоскопе. Он читал где-то, что так бывает перед смертью, и даже не особенно удивился.
– Господа! А вам не кажется, что вы присвоили чужую собственность?
Он вздрогнул, повернулся на звук – и увидел стоящего в пяти шагах хозяина. Харт-ла-Гир спокойно и насмешливо взирал на бандитов.
Те, впрочем, не особо и растерялись.
– Шли бы вы отсюда, почтенный, – пренебрежительно сообщил кассару предводитель. – А то ведь башку откусим и скажем, что так и было. Здесь порт, понимать надо.
– Но, господа, вы делаете большую ошибку, – загораживая банде дорогу, возразил кассар. – Дело в том, что я – кассар Харт-ла-Гир из Нариу-Лейома, а этот паршивец – законно принадлежащий мне раб, о чем свидетельствует и надпись на его ошейнике, и имеющийся у меня свиток, – похлопал он себя по зеленой безрукавке, где, как знал Митька, был нашит внутренний карман.
– Слушай, дурачок, гуляй отсюда, пока мы добрые, – вылезла из-за плеча предводителя шкафообразная горилла в сиреневых шароварах. Вид короткого, расширяющегося к острию меча, которым она поигрывала, намекал на недолговечность всякой, а особенно бандитской доброты.
А ведь у кассара нет с собой меча, сокрушенно подумал Митька, и тут же сообразил, что и меч бы не спас – против полутора-то десятков.
– Иными словами, господа, – все тем же скучающим тоном сообщил Харт-ла-Гир, – вы отказываетесь удовлетворить мое законное требование вернуть мне мою собственность. Насколько я понимаю, вы отказываетесь и проследовать со мною в управление городской стражи, где начальствующие лица могли бы рассмотреть наш спор.
– Нет, ну ты смотри какой умный, – ощерился предводитель, – все он понимает! Давай, уматывай подобру-поздорову, а то мы не только твоего мальчишку, а и тебя во все дырки поимеем.
Бандиты дружно заржали, им, видимо, очень понравился предложенный вариант.
Харт-ла-Гир, однако, ничуть не обиделся.
– Что ж, я подозревал, что получу именно такой ответ. Заметьте, господа, я прилагал все усилия, дабы разрешить наше недоразумение мирным путем. Но, произнеся эти слова, почтенный Салир-гуа-нау лишил меня таковой возможности, ибо задел природную честь кассара, а согласно древним установлениям мудрого Гуами-ла-мош-Налау,
Дальше все случилось столь быстро, что Митька не отразил и половины происходящего. Там, где только что небрежно стоял кассар, возникла пустота, и брошенный туда метательный нож по рукоять воткнулся в землю. А сам Харт-ла-Гир крутящимся смерчем проскользнул сквозь сгрудившуюся толпу и вылетел из нее с двумя мечами в руках. Два тела, глухо воя, корчились в пыли.
– Или все-таки разойдемся без обид? – издевательски улыбаясь, предложил кассар, оказавшись лицом к лицу с предводителем. – Я мог бы подарить тебе жизнь, ограничившись кровью. Скажем, заберу нос или ухо…
Не оценив кассарской доброты, главарь глухо взревел и, размахивая своими мечами, бросился на него. Сталь ударила о сталь, полетели во все стороны желтые искры, и две фигуры начали свой стремительный танец.
Митька вдруг ощутил, что его никто уже не держит – бандиты заняты были делом. Рассредоточившись, они аккуратно обходили со всех сторон круг, в котором сражались кассар с предводителем. Один из них опрометью кинулся куда-то в сторону портовых складов – видимо, за подмогой, остальные медленно смыкались возле поединщиков, и двое уже взводили тетиву небольших, но, судя по толщине, сильных луков. Заметно было, что хоть они и удивлены резвостью кассара, но не слишком обескуражены.
А дела в круге менялись стремительно. Вот предводитель сделал красивый выпад, ударив своим правым мечом снизу вверх, и почти распорол кассару живот. Почти – ибо тот в последний момент чуть отклонился, и лезвие прошло в каком-то сантиметре от его тела. Вот кассар подался назад, припал на левую ногу, едва ли не сел на нее, и предводитель, хищно блеснув глазами, устремился к нему – и тут оба кассарских меча хитрым винтом обвились вокруг его левого клинка, одновременно крутанулись в разные стороны, и предводителев меч, жалобно дзинькнув, улетел куда-то вдаль. Оставшись с одним клинком, главарь моментально изменил тактику. Он больше не кидался в атаку, но вращал мечом с такой скоростью, что вокруг него, казалось, возникла сплошная железная завеса. А кассар и не пытался ее пробить – он плавно кружился возле, иногда лишь пробуя захватить своими мечами клинок противника, но, единожды обжегшись, предводитель теперь был настороже.
Митька сидел на корточках и, не отрываясь, смотрел на происходящее в круге. Бандиты уже не обращали на него внимания – оставшийся десяток ждал, когда можно будет вмешаться, не рискуя зацепить начальство.
Что-то кольнуло его пятку, и, протянув руку, Митька нащупал небольшой, размером с куриное яйцо, осколок кремня. Машинально зажав его в кулаке, он все так же заворожено смотрел на бой. Время, казалось, почти застыло, оно струилось едва-едва, падало капельками воды из прохудившегося крана, и сколько на самом деле его прошло – минута или час, Митька сказать не мог.
А в круге меж тем произошли некоторые изменения. Предводитель, коротко взвыв, отпрянул назад, по лицу его струилась темная, под цвет его глаз, кровь. Присмотревшись, Митька понял, что у того отсутствует левое ухо. Кассар без устали кружился рядом, время от времени лениво пробуя пробить защиту предводителя. Казалось, ему вообще неинтересен этот бой, и он вертится с мечами не по своей воле, а только ради исполнения какого-то опостылевшего ему ритуала. Потом вдруг – именно вдруг, Митька не понял, что же случилось, предводитель вновь заорал и принялся беспорядочно тыкать перед собой мечом. Правого уха у него теперь тоже не было, и, похоже, он лишился зрения. А кассар, смачно сплюнув на обагрившуюся кровью землю, сделал короткий выпад – и его противник тяжело осел, точно продырявленный мешок зерна. Меч выпал из его ослабевшей руки, из горла доносился лишь хриплый, прерывистый вой, в котором нельзя было различить ни слова.