Круглые кубики
Шрифт:
– Бесишься, Хольгер, да? Мы, три девушки-иностранки, ни разу не пересдавали ни одного экзамена, не переделывали ни одной работы. В отличие от тебя, коренного жителя этой страны, с родным немецким и всеми условиями для прекрасного обучения.
– Я?! – взвился Хольгер. – Хочешь сказать, я завидую чему-то? Да чему тут завидовать? Рано или поздно ты все равно поймешь, что юриспруденция – это не женское дело. И уйдешь в какой-нибудь пыльный офис, как Антония. Будешь письма под диктовку шефа набирать и чай подносить.
Пророчества Хольгера сбылись с точностью
История Антонии была чем-то вроде факультетской былины, передаваемой из уст в уста.
Девочка эта была единственным залюбленным ребенком в очень обеспеченной семье. Папа – владелец собственного бизнеса, мама что-то такое делала для души – не то рисовала, не то стихи писала. Ребенку с детства прочили блестящую карьеру. Девочка была действительно очень способная, хваткая и к тому же усидчивая. Антония прекрасно училась в школе, проявляя способности как в точных, так и в гуманитарных науках, занималась дзюдо и зачем-то учила португальский. Разносторонняя девочка росла, на радость маме с папой.
Закончив гимназию, Антония захотела стать психологом, но папа не разрешил. Ну что это за профессия такая – психолог? Тесты будешь делать? Девиантное поведение подростков изучать? Или с этими, как их, странными, нетрадиционной ориентации, работать? А может, нервенных дамочек в период менопаузы из стресса выводить? Много сейчас этих психологов развелось. Психологи, терапевты, сексологи какие-то. Тунеядцы. Тунеядцы и позор. Работать надо, и все будет хорошо, а не страдать по всяким несуществующим поводам.
Строгий и авторитарный папа, хозяин крепкого семейного бизнеса, переходящего из поколения в поколение, настаивал на своем. Яркий приверженец протестантской этики, основанной на аскезе и трудолюбии, он и слышать ничего не желал о психологах, тестах, депрессиях и терапиях. Как девочка ни уговаривала, папа был непреклонен.
Нет, и все тут! Юридический. Только юридический. Только адвокат. Достойное будущее, красавица-дочка, гордость мамы с папой. Девочка побунтовала-побунтовала – да и согласилась.
Четыре семестра оттрубила. Когда я поступила, она как раз сдавала промежуточный экзамен. И сдала, причем с очень хорошим результатом. Все это, правда, со слезами, на грани срыва, с полным отвращением к тому, что делает. А потом все же собралась с духом, сказала папе, что так дальше не пойдет, лишилась родительской благосклонности и бросила университет.
Встал вопрос, что делать теперь. Антония решила попробовать себя в рекламе. Для этого нужно было снова учиться. Она пошла на полугодичные курсы, где училась хорошо, но без огонька. Папа покричал, ножкой потопал – да и успокоился. Реклама
Периодически она приезжала в университет, с сожалением смотрела на нас, измученных тяжелой зубрежкой, которой, казалось, не было конца, и рассказывала о том, что специализируется теперь на медиапланировании рекламных кампаний, занимается расчетом эффективности размещения плакатов в различных районах города и что все это намного интересней и разнообразней сухих параграфов бесчисленных законов.
Многие считали Антонию не совсем адекватной – ну ушла и ушла, твое дело, в конце концов. Только зачем бесконечно приезжать туда, откуда ты бежала, сломя голову, зачем рассказывать всем, как тебе сейчас хорошо и как плохо тем, кто остался?
Я же была уверена, что Антония просто ищет себе оправдание и пытается понять, правильно ли поступила, пойдя наперекор родителям и плюнув на несколько лет нелегкого и порой достаточно монотонного студенческого труда. Мне, наверное, как никому другому были понятны ее метания – я однажды поставила свою жизнь вверх тормашками, начав в новой стране с чистого листа, обнулив все счета и твердо решив не оглядываться назад. Поэтому Антонию не осуждала и даже в какой-то степени симпатизировала ее смелости.
Это ж насколько уверенным в себе человеком нужно быть, чтобы бросить престижнейший факультет, обеспечивающий прекрасное будущее, и уйти в пусть и модную, но очень нестабильную рекламную сферу? Собственно, на этой почве мы и сблизились. Я сама предложила ей как-то пойти в ресторанчик, поболтать. Сказала, что мне интересны мотивы ее поступка и я ее совершенно не осуждаю. Она охотно согласилась на мое предложение, и с тех пор мы начали общаться – нечасто, но к обоюдному удовольствию.
Периодически мы перезванивались. Так я узнала, что она закончила свои курсы и устроилась на работу в одно из самых значимых рекламных агентств нашего города. Потом Антония на некоторое время пропала. С полгода ни слуху ни духу. Появившись, она рассказала, что что ей страшно осточертело это планирование с медиа вместе, что сидит она там до девяти вечера каждый день, что от цифр в глазах рябит и хочется выть на луну. Но у папы же больное сердце. И он так гордится, что доченька работает в престижном агентстве! Всем друзьям рассказывает, визитку ее демонстрирует и всячески гордится.
Но ей все время хочется чего-то совсем другого… А вот чего?
– Может, тебе в университет снова пойти? – рискнула я тогда предложить. – Ну черт с ней, с этой юриспруденцией, в конце концов. Подумай, к чему душа лежит, и вперед! Ну не знаю, может, ты экономистом хочешь стать, или дизайнером, или фотографом. Может, еще кем-то. Это тебе решать, но образование какое-то получить нужно.
Она обещала подумать и снова пропала.
И вот как-то душным воскресным вечером Антония позвонила и предложила встретиться немедленно, на пирсе у реки. Там можно посидеть, свесив ноги в воду, покурить, поесть мороженого и все обсудить.