Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II
Шрифт:
Все участники тех событий сходятся на том, что этот контроль Ставки над железными дорогами, будь он осуществлён даже 28 февраля, мог бы спасти положение. Товарищем министра ПС в Ставке был генерал-майор В. Н. Кисляков, которого генерал А. И. Спиридович в своих мемуарах открыто называл «изменником в Ставке». В 12 ч 35 мин Кислякову передали копию телеграммы Беляева Алексееву с пометкой последнего: «Управление всеми железными дорогами временно принимаю на себя через товарища министра путей сообщения на театре военных действий. Генерал Алексеев»{814}.
В. Н. Кисляков явился к М. В. Алексееву, и после их разговора начальник штаба Верховного Главнокомандующего
Между тем, как справедливо считал Г. М. Катков, «контроль над железными дорогами был делом первостепенной важности. Именно по железнодорожному телеграфу вся страна узнала о том, что произошло в Петрограде. Снабжение больших городов и армии полностью зависело от гладкой работы железнодорожной сети. Передавая железные дороги под начальство думского комиссара Бубликова, Алексеев лишал себя важнейшего орудия власти, которое при тех критических обстоятельствах вполне могло быть им использовано в решении политического кризиса»{815}.
Это решение М. В. Алексеева стало одной из главных причин, по которым Император Николай II не прибыл в Царское Село 1 марта 1917 г.
Конец экспедиции генерала Н. И. Иванова
Генерал Н. И. Иванов выступил со своим отрядом из Могилёва 28 февраля 1917 г. в 13 ч дня. Солдаты и офицеры Георгиевского батальона не знали поставленной им задачи. Им говорили только, что они должны будут охранять царскую семью{816}.
1 марта Иванов в 6 ч вечера с отрядом прибыли в Вырицу. Здесь Иванов остановился и издал приказ, в котором извещал, что Высочайшим повелением он назначен главнокомандующим Петроградским военным округом{817}. Иванов объявил об этом «всем войскам, всем без изъятия военным, гражданским, духовным властям, установлениям, учреждениям, заведениям и всему населению, находящемуся в пределах округа»{818}.
При этом в приказе генерала не сообщалось, что должны делать все перечисленные им в приказе военные и гражданские власти. В приказе не было также никаких угроз мятежникам, никаких предупреждений о репрессиях и наказаниях, которые должны были быть неминуемо отражены в приказе «генерала-диктатора».
Вечером 28 февраля генерал Лукомский сообщал и. Д. генерал-квартирмейстера Генерального штаба генерал-майору М. И. Занкевичу: «Генерал-адъютант Иванов прибудет в Царское Село в пять часов 1 марта»{819}.
1 марта вечером генерал Иванов получил от генерала Алексеева телеграмму от 28 февраля, в которой тот фактически признавал Временное правительство, то есть мятежников, против которых Иванов должен был действовать.
Ночью 1 марта Иванов, оставив свои войска в Вырице и даже не высадив их из поезда, один с небольшой группой сопровождающих прибыл в Александровский дворец Царского Села. Там он был принят императрицей Александрой Фёдоровной. После аудиенции у царицы в 2 часа 30 минут ночи генерал Иванов заявил собравшимся, что ничего предпринимать не будет, так как «императрица против этого». Это не соответствовало действительности: императрица Александра Фёдоровна, наоборот, «уверяла генерала, что энергичными действиями он может восстановить порядок в Петрограде»{820}.
После визита в Александровский дворец генерал Иванов отправился на Царскосельский вокзал, откуда
В 0 ч 20 мин 2 марта Иванову на вокзале Царского Села была вручена телеграмма из Пскова от имени императора Николая II: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. Николай»{822}.
Получение Ивановым телеграмма в указанное время представляется странным, так как генерал Алексеев узнал о решении царя вернуть Иванова только вечером 2 марта от генерала Ю. Н. Данилова, в телеграмме которого сообщалось: «Государь император соизволил на отозвание в Могилёв генерал-адъютанта Иванова»{823}.
Сам Иванов в телеграмме Алексееву от 3 марта сообщал, что известие о возвращении в Могилёв он получил от М. В. Родзянко, а не от государя{824}.
По всей видимости, вечером 2 марта генерал Алексеев сообщения об отзыве Иванова не поверил. 2 марта начинается странная активность Алексеева по поискам «пропавшего» генерала Иванова. Наштаверх приказал направить на его поиски офицеров Ставки{825}.
По всей вероятности, «поиски» Иванова объясняются тем, что Алексеев был не на шутку обеспокоен той исключительной ролью, какую стал играть в перевороте генерал Рузский. Ведь фактически главкосев отрезал от внешнего мира не только императора, но и самого Алексеева. Именно от Рузского Алексеев узнавал всё, что якобы происходило с задержанными во Пскове литерными поездами, что делалось в Петрограде. Вполне возможно также, что Алексеев, который на определённом этапе намечался частью заговорщиков в «диктаторы», рассчитывал завершить свою игру в Царском Селе, где его на эту должность назначил бы доставленный туда Николай II{826}.
2 марта, находясь в Вырице, Н. И. Иванов получил телеграмму от А. И. Гучкова, отправлявшегося в Псков к царю, в котором тот высказывал Иванову пожелание увидеться с ним или во Пскове, или «на обратном пути из Пскова в Петроград»{827}.
«Рад буду повидать вас, — отвечал заклятому врагу императора „диктатор“ и „усмиритель“, — мы на ст. Вырица».
На этом «карательный поход» генерала Иванова закончился. Великий князь Николай Михайлович, оценивая результаты этого «бумажного похода», писал, что вся «карательная экспедиция сделалась водевилем» и была инсценировкой, созданной руками «Гучкова, и Алексеева, чтобы усыпить возможное беспокойство императора и чтобы создать себе отчёт об истинном настроении войск Царскосельского гарнизона»{828}.
1 марта 1917 г. Среда. Собственный Его Императорского Величества поезд
Рано утром 1 марта 1917 г. собственный императорский поезд продолжал своё следование на станцию Бологое. Во время следования от Малой Вишеры до Пскова, по свидетельствам лиц свиты, Государь ни разу не выходил на станциях прогуляться по перрону и не отправил ни одного письма, ни одной телеграммы Императрице Александре Феодоровне. (Правда, новгородский краевед Л. Кириллов нашёл в какой-то газете за 1917 г. рассказ очевидца, что якобы Император Николай II в Старой Руссе выходил из вагона и молился в привокзальной часовне, но этот факт не подтверждается другими свидетельствами.)