Кругом одни оборотни
Шрифт:
Один за другим, без видимых усилий, их скакуны взяли четырехфутовую изгородь и, как вихрь, понеслись по залитому светом Старшей Сестры тракту. чудовища-полуволки, значительно уступавшие обычным волкам в скорости бега по прямой, отстали после первого рывка саженей на двадцать, но продолжали преследование с упорством, достойным лучшего применения.
Теперь подгоняемых ужасом коней приходилось сдерживать, а не понукать, чтобы растянуть их силы для скачки, которая могла длиться до утра.
— Куда теперь, Лучник? — Обадон усиленно работал поводом, сокращая помалу бешеный
— Вперед. На север. Прямо по этому тракту, — отвечал Бренд, решая ту же задачу. — Часах в двух такой скачки стоит замок тана Николуса. Он мой старый друг. Думаю, каменные стены укроют от подобных тварей получше, чем эльфийский клинок или даже серебряная кольчуга.
Скачка продолжалась. И, хотя с каждой пройденной верстой оборотни отставали все больше и больше, их близкое подвывание заставляло коней горячиться и рваться вперед.
Сперва Бренд, а за ним и Обадон, отстегнули вьюки и сбросили их на дорогу. Дыхание лошадей, переставших ощущать близость созданий Преисподней, успокаивалось, бешеный галоп перешел в нормальный ровный ритм. Копыта мерно выбивали веселый стук по уложенной древними мастерами Эпохи Расцвета гранитными плитами дороге. Спасение становилось все более реальным. Несмотря на то, что оба жеребца мчались, не останавливаясь, уже почти полстражи, седоки были уверены в их силах до утра.
— Не попытаться ли укрыться в лесу? — проговорил Обадон.
— Не стоит. Потеряем скорость, а оборотням, я думаю, видеть нас не обязательно. Найдут и по запаху. Вот уйдя в горы, мы могли бы найти неприступную площадку где-нибудь на скале и…
— И бросить своих коней на съедение? Нет уж, уволь, Лучник. Самому прятаться как серна на скале и оставить моего Черныша на ужин мохнорылым уродам? Этого я не могу себе позволить даже по отношению к коню!
— Ты прав, — ответил Бренд. — Клянусь Косой Великого Жреца и Подставкой Под Правую Ножку Жертвенника, у нас есть только одна дорога вперед по тракту!
Внезапно перед крутым поворотом кони захрапели, затанцевали и шарахнулись в сторону от зашевелившегося на обочине предмета, который даже острый глаз Бренда принял первоначально за серый, покрытый мхом и лишайником валун.
Друзья изо всех сил удерживали коней, когда «валун» выпрямился и принял очертания, напоминавшие человеческую фигуру, укрытую плащом с низким капюшоном.
— Эй, приятель, что это за шуточки? Лучше уноси ноги подобру-поздорову, сейчас здесь такое начнется… — охрипшим от волнения голосом воскликнул Бренд, приближаясь к незнакомцу несмотря на отчаянное сопротивление гнедого.
Вопрошаемый медленно обернулся к нему и откинул капюшон на плечи. Взору друзей предстала личина, которая даже после встречи с оборотнями могла показаться кошмарной. Весь ужас заключался в том, что голова существа соединяла черты человека и зверя. Высокий, несомненно свидетельствующий о недюжинном разуме, лоб, черные низкие брови, глубоко посаженные круглые глаза и выдающиеся вперед челюсти с редкой порослью вокруг тонкогубого рта, скошенный назад подбородок, почти расплющенный нос с бездонными провалами ноздрей. Губы чудовища кривились в самодовольной
Кони взвились на дыбы и, очертя голову, рванулись вперед, прочь от страшного места. Через пару десятков безумных прыжков Бренду удалось сдержать гнедого, едва не разорвав ему рот. Он оглянулся. Таинственный незнакомец стоял на том же месте, лишь слегка запрокинув голову и обнажив, приподняв губы, кривые, блестящие в лунном свете клыки. Из горла его доносился каркающий замогильный смех.
Не помня себя от гнева, Бренд выхватил свой лук из седельного сагайдака и, мгновенно натянув тетиву, выпустил стрелу, выцеливая жуткую личину.
То, что произошло потом, вообще не поддавалось описанию с точки зрения здравого смысла. Завидев летящую стрелу, незнакомец взмахнул руками так, будто бросил себе под ноги, и вмиг окутался клубами ядовито-зеленого дыма, сквозь который стрела прошла без малейшей задержки и вонзилась в ближайшую сосну. Сразу же после этого дым осел и глазам удивленных беглецов предстала совершенно ровная полянка на обочине тракта без малейших следов пребывания там живого существа.
Побледневший Обадон скороговоркой перечислил весь богатый пантеон збедошских богов, призывая на помощь всех разом и каждого в отдельности, а Бренд в который раз уже сотворил охранительное заклинание и прикоснулся к ладанке с вправленным в серебро когтем белого ястреба.
Из-за ближайшего поворота донеслось грозное завывание поспевающей стаи и друзья вновь дали волю нетерпеливо рвущимся вперед коням.
Последующие два часа, от Часа Тигра до Часа Филина, прошли как кошмар на залитой сиянием двух Сестер дороге, где топот копыт и тяжелое дыхание скакунов сливались с завыванием преследователей, которое постепенно отставало и. наконец, когда впереди показался замок Николуса, будто выросший из скалистого утеса, сделалось почти неслышным.
С трактом замок связывал короткий отрезок дороги и подвесной мост, переброшенный через глубокую пропасть. Преодолевая крутой подъем перед мостом, кони невольно замедлили ход и Бренд смог оценить обстановку в замке. Больше всего его насторожил призывно опущенный мост. В это время суток, в округе, что называется кишевшей оборотнями, такое легкомыслие показалось ему непростительным. Тем более, сам замок был погружен в темноту. Только в узких бойницах главной башни мелькал тусклый призрачный свет. Оттуда же доносился подозрительно знакомый шум. Когда конь ступил на мост, Бренд узнал шум — это было мерзкое подвывание и рев, а также неясные человеческие крики.
Позабыв обо всем, кроме того, что тан Николус с семьей находится в смертельной опасности, Бренд толкнул гнедого вперед. Но стоило ему пересечь линию замковых ворот, как за крупом коня с грохотом упала решетка. Бренд оказался в западне. И тут же из густой темноты караульного помещения к нему рванулись две серые тени. Один оборотень мертвой хваткой повис на горле коня, а другой прыгнул Бренду на грудь. Оба они — и зверь и выбитый из седла человек, покатились по брусчатке внутреннего двора. По ту сторону решетки Обадон в ярости рубил кифиотской саблей стальные прутья.