Кругом одни оборотни

День клонился к вечеру, когда к одинокой корчме, стоявшей на Северо-Восточном тракте, подъехал запыленный всадник на высоком гнедом жеребце. Путник бросил повод на руки подбежавшему мальчишке-конюху и шагнул на крыльцо. Широкий плащ, ниспадавший свободными складками, укрывал большую часть его гибкой, но широкоплечей, фигуры, позволяя, однако, угадать на левом боку очертания меча. Густые каштановые волосы, заплетенные сзади в длинную косу, а так же борода и усы выдавали в нем представителя одного из наемных отрядов, расплодившихся по всей Рошанской империи в последнее десятилетие. Вместе с тем темно-фиолетовые с изумрудными блестками в глубине глаза и тонкие черты

лица могли принадлежать только выходцу из каллеронской знати высшей крови. Натяни такому гетры, переодень в юбку и можно представить себя где-нибудь в Ак-Гириеле, а не в предгорьях Юриэля, в самой глубинке северной провинции Восточного Роша.

На пороге путешественник обернулся и глянул, как слуга заводит его коня в маленькую покосившуюся конюшню с крышей из дранки. Животное пятилось и пару раз попыталось вырвать повод из чужих рук. Тогда хозяин негромким, но властным окриком успокоил скакуна. Опытный наблюдатель, успевший заметить притороченный к некогда богатому седлу колчан со стрелами и лук в кожаном чехле, несомненно узнал бы в новоприбывшем личность достаточно широко известную по обе стороны Альбанских гор, в Западном и Восточном Роше, в Пейноре и Вольных Герцогствах, в Збедоши и землях кайсаков, за Серебряными горами и на побережье Серединного моря — Бренда Лучника, вечного изгоя и скитальца, наемника и авантюриста.

Пригнув голову, чтобы не ушибиться о низкую притолоку, Бренд шагнул в грязное, плохо освещенное помещение с четырьмя грубыми деревянными столами. Красноватые отблески пламени от очага, у которого суетился хозяин постоялого двора, вращая на вертеле не то мелкого барана, не то крупную дворнягу, позволяла рассмотреть, что, по крайней мере, два стола из четырех были заняты. За одним устроилась компания из трех купцов, торгующих по деревням мелким расхожим товаром. Перед ними стоял объемистый жбан с пивом и три кружки. За другим столом сидел человек в темном плаще, из-под которого виднелась довольно дорогая шитая золотом одежда южного покроя, а голову покрывала белый тюрбан с павлиньим пером. Лица его Бренду рассмотреть не удалось, так как человек сидел низко наклонив голову и, казалось, выискивал что-то на дне кружки с вином.

Одного взгляда, брошенного вокруг себя, оказалось достаточно Бренду, чтобы убедиться — эта корчма ничем не отличается от сотен ей подобных, разбросанных вдоль рошанских трактов. Он сел за свободный стол спиной к стене, а лицом к залу, что вышло почти самопроизвольно, по многолетней привычке, сбросил на лавку плащ, обнажив одетую поверх одежды кольчугу из серебристо-серого металла, выкованную низкорослым нелюдимым народцем в далеких пещерах под Восходным Юриэлем, почти на краю света, положил рядом с плащом узкий, слегка изогнутый меч в ножнах и крикнул хозяину:

— Кувшин вина и баранью ногу!

Тот на мгновение оторвался от своего занятия, кивком дав понять, что заказ принят, но выполнять его не спешил. Как ни странно, гораздо живее отреагировал на голос Бренда человек в тюрбане. Он вскочил с места и твердым шагом направился к столу Лучника.

Заметив под полой плаща приближающегося к нему незнакомца роскошную рукоять, которая могла принадлежать только кривой сабле из кифиотской стали, Бренд положил правую руку поближе к мечу. Но прежде, чем человек приблизился, очередная вспышка жара в очаге осветила ярким отблеском его лицо. Не сдержав радостного восклицания, Бренд встал навстречу подходившему. Ошибки быть не могло. Это был Обадон, султан Збедоши, маленького южного независимого государства. Вернее бывший султан, так как интриги Верховного

Жреца Збедоши не далее как полтора года назад наконец-то увенчались успехом. В результате дворцового переворота Обадон был вынужден бежать и из столицы, и из страны, где за его голову была назначена немалая награда. Официальным наследником престола стал его малолетний, к тому же слабоумный от рождения, племянник, а страною правил Совет Жрецов во главе с Верховным Жрецом Мусхалатом Черным.

Правда, мечты и чаяния Мусхалата оправдались лишь наполовину. Обадон был жив, не утратил ни капли оптимизма и поклялся на лезвии старинного кинжала, доставшегося ему от отца, а тому от деда, выпустить этим самым клинком как гнилые кишки Верховного жреца, так и его вонючую черную кровь.

Бренд и султан Збедоши не раз встречались в своих странствиях по континенту и успели составить самое хорошее впечатление друг о друге. Сейчас они с радостными возгласами обнялись посреди грязного и темного зала захолустного постоялого двора к немалому облегчению компании купцов, которые, предчувствуя драку, уже поглядывали на дверь.

Обадон перенес свой кувшин на стол Бренда и, улыбаясь во все тридцать два зуба, провозгласил тост за счастливую встречу. Бренд с удовольствием осушил кружку вина, а збедошец, лишь пригубив свою, скривился и грустно покачал головой.

— Обадон, тебе не нравится здешнее винцо? — удивился Бренд.

— Как ты можешь вообще пить эту гадость? Это уксус вперемешку с желчью дракона. Тот, кто пробовал тридцатилетней выдержки вино из моих подвалов в Аазраме, из урожая гроздьев снятых с южных склонов горы Аахат в тот год, когда засуха иссушила землю и люди резали друг другу горло за глоток воды, не сможет без дрожи прикоснуться к этому пойлу!

— Извини, я не был удостоен чести отпробовать сока виноградной лозы из подвалов султанского дворца, но это вино ничем не хуже той кислятины, которую подают усталым путешественником в кабаках твоей столицы. А уж их-то я навидался предостаточно. И, пожалуй, я выпью еще кружечку, если ты не возражаешь.

Бренд наполнил кружку и жестом пригласил Обадона присоединяться:

— Знаешь, друг, до Аазрама далеко, а я могу и осушить этот сосуд.

— Первым моим фирманом, когда я верну себе престол, будет, о Бренд, закон о смертной казни трактирщику, подающему скверное вино и заставляющему усталых путников часами ждать заказанного жаркого!

Последние слова збедошец произнес несколько громче, чем начало фразы, и даже пристукнул кулаком по столу. Звуки его голоса еще не затихли в воздухе, как у стола, словно по волшебству, возник хозяин корчмы с глубокой тарелкой, заполненной кусками горячего жаренного мяса, утопающего в густой подливе. Поставив жаркое на стол, хозяин, подумав, прибавил две плоские лепешки и по пучку базилика и петрушки.

Бренд вытащил из кожаного кошелька, пристегнутого к поясу, горсть медяков, но не спешил отдавать их, а произнес, глядя в честные и преданные глаза трактирщика:

— А скажи-ка, любезный, уж не обязаны мы столь роскошным ужином тому, что за последние полдня я проехал две деревни и не встретил ни одной собаки? Да и у тебя во дворе что-то я не заметил ничего тявкающего и лающего.

На лице «любезного» возникло такое неподдельная смесь страха, растерянности и удивления, что ни Бренд, ни Обадон не смогли сдержать громового хохота.

— Ладно, я пошутил, — выдавил сквозь смех Бренд. — Хотя все-таки это подозрительно. Держи свою медь. Получишь еще столько же, если принесешь второй кувшин вина и пару свечей — тут темно, как в желудке у демона!