Кругом одни принцессы
Шрифт:
В лагере осаждающих шел бой. Рвань, только что готовившаяся штурмовать наши стены, побросала лестницы, крюки и веревки и металась по полю, оказавшись меж двух огней. Кондотьеры сомкнулись в правильном порядке. Возглавлял их здоровенный детина в цельном доспехе немильской работы, с легкостью размахивающий полуторным мечом — несомненно, сам капитан Секвестр. Мордальона не было видно — возможно, невеликого ростом генералиссимуса прикрыли верные рыцари. А вот нападающие… Определенно о них можно было сказать лишь, что это не гидранты. Но кто? Не то, чтоб я не могла их разглядеть — я видела множество воинов в разнокалиберном вооружении, почти все они сражались
Вот оно.
Стало быть, это и есть таинственные враги гидрантов, страх и отчаяние империи? Про которых я сама вчера вещала доктору, что они призраки? Армия теней?
Но какие же они тени? Они не просвечивают, они обладают плотью, или видимостью плоти.
Вот именно. Видимостью. Бедного Генриха это тоже ввело в заблуждение.
Однако сейчас день, ярко светит солнце — как же быть с представлением о том, будто время призраков — ночь? Что ж, придется избавляться от стереотипов…
И лишь успела я об этом подумать, как в точности по вчерашнему сценарию, тьма рухнула на окружающий мир.
— Доктор! — в ярости заорал фон Штепсель. — Это уже слишком! А еще говорил — последняя мол, шкатулка с темнотой.
— Клянусь вам, — послышался откуда-то дребезжащий голос мэтра Халигали, — это не я!
— Так сделайте что-нибудь для освещения, демон вас побери! Читайте, что ли, заклинания…
— Читаю, не помогает…
Он не лгал. Я трижды повторила заклинание ночного зрения — и безрезультатно. То ли заклинание вконец износилось от частого употребления, то ли источник тьмы был слишком силен, и стандартное заклинание не в силах ему противодействовать.
Со стороны мятежного лагеря слышались яростные крики и лязганье оружия. Кондотьеры еще держались. Наверное, надеялись, что затмение, как и вчерашнее, ненадолго, и нужно для того, чтобы какие-нибудь диверсанты пробрались в крепость. Но в крепости так вовсе не считали. Командор продолжал препираться с мэтром, и к их дуэту присоединились ругательства других вояк, включая Лонгдринка.
— Тащите сюда ваши проклятые зажигалки!
— Но, сударь, обычный огонь в магической тьме не горит, здесь нужно волшебное зрение!
— Не морочьте мне голову, вылезарьев огонь — не нормальный!
Волшебное зрение? Где-то я что-то про него слышала… и, не стану притворяться, всё время помнила о них, иначе не забрала бы их из гробницы.
Брат Тео говорил: Сумеречные очки, изготовленные в храме Края, не идут ни в какое сравнение с теми, что сделал Малагис лично. А разве в его гробницу положили бы другие очки?
Есть только один способ узнать — проверить. Я двинулась наощупь вдоль стены, стараясь мысленно восстановить в памяти путь к апартаменту доктора, едва не сверзилась с лестницы, ведущей в башню, сшибла с гвоздя трофейный доспех, наступила на хвост перебегавшей коридор крысе, но всё же с грехом пополам добралась до нужной двери. Вот будет весело, если Халигали спрятал очки или забрал с собой!
Однако очки по-прежнему лежали рядом с гримуаром Логистиллы.
Не знаю, успел ли доктор продезинфицировать их, но сейчас не было времени проявлять брезгливость. Я еще раз протерла очки полой куртки и водрузила их на нос. Прав был командор. Вот смеху-то — в полной тьме в темных очках!
Правда, смешно мне совсем не было. И темно — тоже.
Не то чтоб свет озарил всё вокруг,
На смотровой площадке что-то смутно мерцало. Доктор Халигали таки приволок из лаборатории ведро с «чаем Вылезария» и пытался поддержать едва разгоравшийся огонек.
Фон Штепсель и другие братья-гидранты подбадривали его, а я не стала мешать, обратив свой взор за пределы крепости. И тут мне стало не по себе. Потому что я всё отчетливо увидела.
Я, вообще-то, несмотря на былую работу в военной академии, человек не военный. Но жизнь так складывается, что вооруженных конфликтов не избежать. И зрелищем боя смутить меня трудно. Даже если это не бой, а резня. Но те, кто добивал сейчас не успевших разбежаться сторонников мятежного генералиссимуса… очки Малагиса позволили мне их разглядеть. Плоть, одевавшая их, не была настоящей плотью. «Какая-то взвесь», сказал мне Генрих. Туман, густившийся до такой степени, что на него можно было натянуть одежду и дать в руки оружие. Да, мечи и топоры, отнимавшие жизни кондотьеров и рыцарей, были самые что ни на есть подлинные. И подлинная кровь текла под ногами убийц, но не текла в их жилах. А самым жутким в открывшемся мне зрелище было облако, что вилось в небе над призрачным войском. Облака или тучи такими не бывают. Не похожи они, знаете ли, независимо от погоды и времени суток, на раскинутое по небу полотнище. Уходило это полотнище на юг, теряясь за горизонтом. Как ковер. Нет, как скатерть. И, зависая над головами призрачных воинов, заканчивалось — или начиналось? — в обозе.
Я озадачилась. Какой, Ядрена Вошь, у призраков может быть обоз?
И тем не менее… Приглядевшись, за сражающимися я увидела несколько повозок. На одной из них сидел седобородый старец и сноровисто работал спицами. Нити, из которых он вывязывал полотнище, возникали словно бы из ниоткуда, и больше напоминали полосы дыма, чем пряжу. А сам старичок-вязальщик, в отличие от прочего воинства, призраком отнюдь не был! Он состоял из плоти и крови… и он как будто почувствовал мой взгляд! Поднял голову и принялся присматриваться, не оставляя вязания.
Край Неминуемый! Мне следовало сразу догадаться — как только опрокинули шкатулку с темнотой. Мэтр Халигали упоминал, кто их делает.
Эти благородные черты, этот высокий лоб, эту окладистую белоснежную бороду я уже видела однажды. На портрете Анофелеса в Динас-Атасе.
Я сдернула очки и оказалась во мраке. Но ненадолго.
Как вчера, выброшенная в пространство тьма источилась, и свет вернул свои права. «Чай Вылезария», с которым возился Халигали, вспыхнул ярким пламенем. И еще более ярко пылал лагерь мятежников — шатры, палатки, обозные телеги. Самих мятежников не было. По крайней мере, живых.
Нас окружала Армия Теней.
Кто-то из братьев-гидрантов рыдая читал молитву, прося упокоить его в Злачном Месте среди праведников.
— Вот так и помрешь на голодный желудок, — глубокомысленно сообщил Лонгдринк.
У меня были на сей счет свои соображения, но ему докладывать о них я не стала. Снова посмотрела вверх — сперва туда, где у пылающего ведра стояли командор и доктор, затем — на небо, где вилась неведомая смертному глазу Дорога Скатертью.
Фон Штепсель воспринял мое сообщение спокойнее, чем я предполагала. То есть он, конечно, бранился, но меньше, чем мог бы.