Кругом одни соблазны
Шрифт:
Мне такой тон не понравился. Я, конечно же, ценю юмор, и вы это знаете, дорогой читатель. Но переступать рамки дозволенного, да еще в присутствии свидетеля, увольте. Мне очень захотелось врезать ему в челюсть, чтоб не зарывался, змей.
Но, увы, я находилась в приличном (к нему это не относится) обществе, к тому же в здании УВД и должна была вести себя соответствующе.
Я вздохнула поглубже – это помогает мне сосредоточиться.
– Лев Германович, наша коллега Татьяна Александровна откопала очень важного свидетеля по делу, которое вы ведете.
– Вел,
– Но позвольте, Лев Германович...
Однако он не позволил. Из него, как из рога изобилия, лилось:
– А то, что он про таинственного посетителя плетет, так это не подтвердилось. Никто из соседей не видел никого, кто бы приходил к Ковалевым. Память у него, видите ли, отшибло. Ерунда. Полнейшая чушь.
– Вы, вероятно, не знакомы с работой Харламова...
Он вновь перебил меня:
– Успокойтесь, госпожа Иванова. Его величайший труд не доказывает его невиновность, а даже, наоборот, подчеркивает нездоровый интерес к информации такого рода. Мы, к сожалению, не смогли получить материал, который у него в компьютере хранился. Это большой минус. Однако то, что именно к этому моменту Харламов ни с того ни с сего диск переформатировал, говорит совсем не в его пользу. Сбой программы, видите ли, у него. А не другая ли причина? Что вы на это скажете, госпожа сыщица?
Во мне прямо-таки все кипело. Я уже ненавидела этого самодовольного индюка, этого беспардонного, беспринципного субчика, этого твердолобого бумагомарателя.
Когда ментов называют козлами, то имеют в виду именно таких бесчувственных пеньков, как Лев Германович. Я поняла, что он задумал. Пересматривать свое мнение он вовсе не собирался. Виновен, и все. Стену лбом не прошибешь, как говорится.
– А как же звонок, Лев Германович? – вкрадчиво спросила я.
– Какой звонок? – удивился Бендер.
– Ну, вы, надеюсь, показания Игоря Игоревича прочли?
– И что? Читал. Мало ли что можно наговорить. Человек напугался, что все подумают на него, подтасовал улики, а потом, чтобы оправдать свои действия, он и сочинил басню про звонок. Я правильно говорю, Игорь Игоревич?
Тот сидел бледный, потерянный. Я поняла, что он мне никак не может быть опорой. Обработает его этот словоблуд, и привет семье. Все мои старания пойдут прахом.
Зазвонил телефон. Киря снял трубку и, выслушав говорившего, отдал ее мне:
– Тебя, Таня.
Звонила Елена Петровна:
– Таня, мне очень жаль, но Харламова не удалось пока вытащить. Прокурор не согласился. Лев Германович сумел отстоять
Бендер прекрасно понял по моему лицу, какую новость я услышала. Он ехидно улыбнулся и прокомментировал:
– Что и требовалось доказать.
Я не стала терять время, доказывая, что левша, хоть и переученный, такого преступления совершить не мог. Это все равно, что, к примеру, проткнуть пальцем бетонную плиту. Только себе дороже обойдется. Я вздохнула и поднялась. Здесь мне больше делать нечего.
Киря проводил меня до двери.
– Татьяна Александровна, можно попросить вас об одной услуге? – обратился ко мне Игорь Игоревич.
Я повернулась и посмотрела на него вопросительно:
– Я слушаю вас.
– Таня, не могли бы вы сообщить обо всем случившемся моей жене и попросить у нее за меня прощения?
– Хорошо. Я зайду.
– Таня, а не могли бы вы еще и к Лене зайти?
– Так Лена же знает?
Он отрешенно покачал головой:
– Нет, не знает. Мы с ней поссорились из-за того, что я собрался уехать, и она ушла, сказав: «Сам договаривайся со своей совестью, если она у тебя есть».
– Хорошо, давайте ее адрес и телефон.
Игоря Игоревича, конечно же, задержали. Лев Германович, видимо, считал, что, чем больше преступников он сдаст на милость нашего гуманного суда, тем лучше.
Я вышла из здания УВД и, сев в свою «девятку», достала кости. Только они мне сейчас могут помочь. Я запуталась. Я устала. Жизнь казалась мне такой противной штукой, ну прямо хоть ложись и помирай. Не знаю, что мне делать.
Ладно, сначала брошу кости. Может быть, они подскажут мне какую-нибудь идею или же натолкнут на какую-либо блестящую мысль. У них обычно это совсем неплохо получается.
Я вытащила мешочек из бардачка, вытряхнула кости на пассажирское сиденье и обратилась к ним:
– Что ж, родные мои, выручайте хозяйку. Я в замешательстве, не знаю, что мне дальше делать.
И, перемешав кости, бросила их:
17+6+30 – «Упорство – чудесная вещь: оно может сдвинуть горы, о которых вера и мечтать не смеет. Законным основанием упорства должна быть уверенность в себе».
– Понятно. Переть напролом, значится, сметая все на своем пути. Хорошенькая перспектива, надо сказать. Но что поделаешь. С вами, косточки, спорить бесполезно. Вы всегда правы. Спасибо, милые вы мои.
Кости вернулись в бардачок, а я достала сотовый и набрала Кирин номер.
Он удивился, услышав мой голос:
– Опять ты, Таня? Что-нибудь случилось?
– Хуже того, что уже произошло, и быть ничего не может. Я по другому вопросу. С этим типом мне и разговаривать противно, осел он упрямый. А знать хотелось бы.
– А что тебе хотелось знать, Танечка?
– Мне необходимо знать, где проводилась экспертиза, кто это делал? Я хочу взглянуть на результат лично, а заодно посмотреть в глаза этому человеку. Я не могу, как ты понимаешь, не убедиться во всем лично. Такая уж любознательная.