Круговерть бытия
Шрифт:
Зоркий глаз у урядника, разве только степной орел может поспорить с ним в дальнозоркости, но и орлу случается добычу прошляпить. Наметит он себе с вышины куропатку, нацелится, ударит камнем вниз, но вовремя заметившая опасность осторожная птица ловко юркнет в кусты или бурьян и притаится там, дрожа от страха.
Опустится озадаченный хищник наземь, оглянется кругом сердитым круглым взглядом и, убедясь, что добыча ускользнула от его острых когтей, тяжело взмахнет широко распластанными крыльями, стремительно взовьется на ближайший курган и усядется там, нахохлившись
Не сумев заранее выследить неприятеля и пустить нас в обход, урядник уже несся вперед во весь опор, чтобы исправить опасное положение. Вихрем налетел казак, словно орел пару раз кроваво клюнул и через пару мгновений все было кончено.
Пастухов было двое. Старик старый-престарый, годов, должно быть, под сотню ему будет, а подле него вертелся смышленый мальчонка лет десяти или и того меньше. Увидев Бирюкова и моментально опознав в нем казака, они вскинулись, да как припустятся бежать, должно быть, к аулу утечь норовили. Ну, мальчонка-то помоложе, шустрей, впереди бежал, а дед едва ногами ворочал, спотыкался… Да со страху голову в плечи прятал.
Урядник увидев, что дело плохо, не стал долго раздумывать, выхватил шашку, да за ними. Кота Леопольда со словами: "Давайте жить дружно" тут разыгрывать бессмысленно. Первый ему старик подвернулся; полоснул казак его по голове, упал тот, даже и не вскрикнул, потому стар уж больно был, душа не крепко сидела.
Свалив аксакала, казак за мальчиком припустился; тот бежит, шельмец, только пятками сверкает, ровно пуля несется, и такой смышленый волчонок — не прямо бежит, а с увертками, по-заячьи: туда метнется, сюда кинется, никак казаку подъехать к нему.
Однако крутился-крутился — понял, что ему не уйти, и что значит кровь-то разбойничья, другой бы верещать начал, пощады просить, а он, звереныш, кинжал выхватил, замахнулся и стоит. Глаза как у волчонка, и зубы ощерил. Кинжал как бы не больше него… И смех, и грех…
Жалко мальчишку, но видно судьба у него такая. Противно. Но надо. Делать нечего, подъехал урядник к нему ближе, поднял шашку, а звереныш, верите ли, хоть бы бровью моргнул, такой отчаянный, только губы побелели, стоит, смотрит казаку прямо в глаза…
Сомнения прочь, или мы их или они нас. Третьего не дано. Мы тут не в бирюльки играем. И они нас пряниками кормить не собираются. Нам нечего больше терять, а своя рубашка ближе к телу. Блеснул молнией клинок и вот маленькое тело лежит у ног коня урядника, руками и ногами дрыгает, а голова на сажень в сторону откатилась… Так и сбрили ее ему, как будто она у татарчонка никогда на плечах не сидела.
Что же, дело сделано, поздно горе горевать, теперь надо тела от дороги в бурьян убрать, спрятать, время выиграть.
Казаки рысью тронулись вперед и, проехав с полсотни метров, увидели распростертый на тропинке труп старика, одетого в жалкие рубища, едва прикрывавшие его полуобнаженное, бронзовое от загара тело. Он лежал, вытянув руки, уткнувшись лицом в землю; его голый, блестящий череп был рассечен пополам, кровь вместе с выступившим мозгом широкой струей заливала
— Ловко полоснул, — проворчал сквозь зубы я, склоняясь над убитым.
А что тут скажешь? Мы не сплошь Айвенго, рыцари без страха и упрека, грешные по земле ходим и ведем себя соответственно. Как к нам, так и мы в ответ.
— У Бирюкова рука ласковая, погладит, доглаживать не придется, — зубоскалил, по своему обыкновению, Шевелев. — Вы тут приберитесь а мы с урядником мальчонкой займемся.
— Давай, дальше, — с неудовольствием ткнул пальцем Бирюков, — вон, тот у камня лежит.
Татарчонок лежал с судорожно сведенными руками, поджав ноги и неестественно выгнув худощавую грудь. Тут же, около, валялась облитая кровью, запачканная землей, гладко выбритая голова с оскаленными зубами и большими, широко открытыми, остекленевшими глазами.
Казаки молча объехали труп; заметно было, что никому из них первому не хотелось браться за него. В конце концов, по обыкновению, принялся за дело Шевелев. Соскочив с лошади и передав поводья Бирюкову, он одной рукой взял труп за ногу, другою поднял голову и потащил то и другое к небольшому канаве, густо поросшей бурьяном. Следуя его примеру, два других казака приволокли туда же тело старика.
Торопливо сбросив оба трупа в канаву, казаки наскоро набросали на них травы, вскочили на лошадей и крупной рысью поехали прочь. Теперь ходу отсюда. На горячем нас захватят - нам такая смерть за счастье покажется. Километра три шли казаки полной рысью, лошади начали уже сильно нагреваться, дорога пошла круто на подъем, и волей-неволей пришлось перевести в шаг.
— А кони-то наши притомились за эти три дня, — озабоченно заметил Бирюков, — не дай Бог, уходить придется, долго не потянут.
— Авось, Бог даст, не придется, — возразил Шевелев, — а шагом они еще сотню верст пройдут.
— Теперь петлять нам некогда. Пропащих хватятся, сотня татар на коней сядет. Напрямки надо идти. Нам бы только сегодня к вечеру до Дуная добраться, а там и заботушки не будет никакой, — принял решение Бирюков.
— Так и поступим, авось, доберемся.— поддержал я урядника.
Я и так нервничал, но если бы знал настоящее положение вещей, то впал бы в настоящую панику. Так как Бирюков решил поиграть в "достоевщину". Там у пастухов, была еще и маленькая девочка, лет шести. Мы ее не заметили, так как она сразу юркнула в траву и попыталась уползти. А старый урядник решил не брать греха на душу. Хоть он и заметил малышку, но нам не сказал. А в нашем положении даже такое маленькое существо становилось смертельно опасным.
В ту минуту, когда пастух с своим внучком, увидев неожиданно выскочившего казака, бросились от него бежать к аулу, маленькая шестилетняя Юлдуз, сестра подпаска, лежала на земле, среди мирно пасущихся в стороне овец, озабоченно выковыривая из земли острой палочкой какой-то сладкий корень. Услыхав крик дедушки, девочка подняла голову и так и застыла с широко раскрытыми глазами и помертвевшим от ужаса личиком.