Круиз мечты для полубывших
Шрифт:
Отъезд сына вскрыл гнойники противоречий, взбаламутил воду нашего тихого омута, поднял с илистого дна обиды, недопонимания, нерешенные проблемы. Копилось раздражение. Ругаться мы больше, может, и не стали, а нормально разговаривать стали определенно меньше. Стало меньше общих дел, каждый жил в своем мире, в своем уголке. Постепенно разбрелись по разным комнатам. А события последнего месяца окончательно сделали нас чужими. Между собой мы их не обсуждали, но оба почувствовали окруживший нас арктический холод.
— Валька! Валечка! — всхлипываю я.
Если бы он был
А что теперь? Что делать? Как дальше жить?
Не раз во время скандала и в обычном разговоре мы с Даном сходились во мнении, что стали практически посторонними людьми, что живем как соседи. Вслух каждый из нас не решался произнести решающее слово. Но сегодняшний случай — это последняя капля.
В комнату возвращается успокоившийся, довольный Персик, облизывается. Очевидно, вкусненько покушал. Легко, грациозно прыгает ко мне на колени, распластывается, мурлычет, предвкушая ласки. Я глажу любимого абиссинца по блестящей рыжей шерстке. Он млеет, вытягивая и без того длинную шею, закатывает от удовольствия глаза. И я успокаиваюсь, заземляюсь, утверждаюсь в правильности своего намерения.
Склоняю лицо к самой мордочке Персика и шепчу в большое острое ушко:
— Все, котик, я решилась. Развод!
Глава 2. Козел рогатый
Татьяна
Все еще хлюпая носом, сижу на кровати и вспоминаю.
Мы действительно долго к этому шли. Год за годом, день за днем. Приближались медленно, маленькими шажками. Многие наши знакомые развелись после года, трех-четырех лет брака. А мы как-то почти двадцать протянули…
Жили неровно, как на американских горках, то подъем, то спуск. То крылья за спиной, эйфория, то ругались вдрызг.
Первые годы жили у мамы. С деньгами было совсем плохо, Валька маленький. С мамой было элементарно проще выжить. Она подкармливала, с сыном помогала. Мы могли уйти из дома на несколько часов, отдохнуть, потусить с друзьями. Но и конфликтов было чем дальше, тем больше.
Кризис 1998-го нас сильно подкосил. Пришлось на пару лет снова потуже затянуть пояса. В декрет я ушла со второго курса института. Через год после рождения Вальки перевелась на заочное отделение, доучивалась. Когда вышла на работу, с финансами стало немного полегче. Съехали от мамы. Почти три года жили на съемной. Отдавали за квартиру треть семейного бюджета. Зато чувствовали себя свободными. Кое в чем. Животных не заводить, на обоях не рисовать, мебель не портить. В шкафы не залезать — там вещи хозяйки. Не кричать, не шуметь, музыку громко не включать — за стеной нервные соседи. За сантехникой следить, не дай бог протечка — у соседей снизу свежий дорогой ремонт.
Решились на ипотеку. Тогда ее все боялись, да и новое жилье не всегда достраивали. С огромным трудом наскребли на первоначальный взнос. Ремонт, как в анекдоте, был стихийным бедствием. Выискивали отделочные материалы подешевле. Для работ, требующих
И вот впереди еще десять лет платежей по ипотеке. Ну ничего, разберемся. Будем платить поровну. В конце концов это Валина квартира.
А жить, надеюсь, в скором времени будем раздельно. Год назад Дан получил квартиру в наследство от бездетной двоюродной бабки. Убитая однушка в доме пятидесятых годов постройки. Решили привести ее в порядок и сдавать, чтобы побыстрее выплатить висящую над нами дамокловым мечом ипотеку. Финансовых вложений в эту квартиру мы избегали, Дан ремонтировал ее самостоятельно и с минимальными затратами, благо опыт имеется. Поэтому процесс затянулся. Теперь нужно заставить его ускориться и в обозримом будущем переехать. Делить крышу над головой с бывшим — дурной тон.
Самое неприятное во всей этой истории то, что рано или поздно о разводе придется рассказывать Вальке. Конечно, он уже взрослый, поймет, но все же в любом возрасте расставание родителей — это удар, подрыв веры в любовь и счастливое супружество. К тому же он будет неожиданным, ведь сын не знает, что у нас творится последние несколько месяцев.
Но если Валя примет новость в штыки, если отец попытается представить разрушителем семьи меня, а самому выглядеть в глазах сына белым и пушистым, я молчать не буду, расскажу все как есть. И про грубости, которые говорит, и про обидные прозвища, которые теперь служат ему заменой моего имени, и про свинарник, который устраивает из нашей квартиры. И про другое, тайное, всеми замалчиваемое, что месяцы и годы, подтачивало наш брак.
В суете обыденной жизни, на бегу мы не замечаем многого. Невнимательны как друг к другу, так и к самим себе. Но иногда какая-нибудь мелочь цепляет наше внимание, выдергивает из потока, заставляет задуматься, приглядеться и порой переворачивает жизнь с ног на голову.
Дан стал моим первым мужчиной. А были ли у него женщины до меня, он не признавался. Когда я спрашивала об этом, всегда отшучивался, а настаивать на серьезном разговоре я не решалась. Когда сама стала чуть поопытнее, поняла — да, женщины были. Но какое это теперь имело значение. Он мой законный муж, отец моего ребенка, человек связанный со мною одной судьбой. К чему ворошить прошлое? А вот настоящее имеет куда большее значение.
Пока Валя был совсем маленьким, в те годы, когда я крутилась между плитой, стиральной машиной, и детской кроваткой, я не задумывалась о том, верен ли мне муж, это казалось мне само собой разумеющимся. Когда вышла из своих четырех стен в окружающий мир, огляделась, нет-нет да закрадывались сомнения в его честности передо мной. За руку не ловила, но пару раз подозрения в измене были.
Город у нас небольшой, но и не деревня, где все про всех знают. Слухи о том, что он был где-то и с кем-то замечен, до меня не доходили.