Круиз самодовольного амура
Шрифт:
Евлалия смотрела на следователя с вызовом. Но Залесный ее вызова не принял.
– Много откуда, – произнес он. – Иногда люди работают и получают деньги за свою работу. Но это не про твоего отца, он ни одного дня нигде не работал. У него даже трудовой книжки не имеется.
– Не обязательно работать, можно получить наследство.
– Опять мимо. Наследство твой отец получить ни от кого не мог. Родная мать выделила ему комнату в коммунальной квартире и считала, что больше непутевый сын претендовать ни на что не может.
– Отец мог эти деньги выиграть! Такую-то возможность
– Ну, допустим. Он их выиграл. Хотя я лично думаю, что деньги эти Михаил попросту у кого-то отнял, украл, ограбил кого-то. Но вопрос в другом: а зачем он эти деньги оставил Насте?
– Просто оставил! Знал, что у мамы скоро родится ребенок – я, вот и позаботился и о ней, и обо мне.
Но тут подал голос Филипп:
– Ничего подобного! – произнес он. – Деньги были оставлены Насте на сохранение. Она не имела права ими пользоваться, о чем этот мерзавец ее и предупредил.
«Этот мерзавец» явно относилось к Михаилу. И тот немедленно отреагировал на оскорбительное замечание Филиппа:
– Но она все равно полезла в кубышку! Знала, что это не ее деньги, но все истратила! И ладно бы на себя или ребенка издержала, это я еще мог бы как-то понять, нет же, она все своему новому кобелю отдала!
«Новый кобель» – это, надо понимать, был Филипп:
– Конечно, я взбесился, – продолжал Михаил. – Это же были мои деньги! Я на них рассчитывал. Настя не имела никакого права их трогать.
– И что вы сделали, когда освободились?
– Пришел и потребовал деньги назад!
– И вам их отдали?
– Не всю сумму. Но да, врать не буду, кое-что они мне отдали.
– Так… А что помешало вам взыскать весь долг полностью?
Михаил промолчал. За него вновь ответил Филипп.
– В тюрягу он снова угодил, вот что произошло. Дал нам с Настей передышку.
Так у них и повелось в дальнейшем. Михаил периодически возникал на семейном горизонте Ивашевых, получал очередные отступные, какое-то время трепал Насте с Филиппом нервы, а потом снова садился в тюрьму. И больше не возникал. За сохранность своих денег Михаил совершенно не волновался. Знал, что Настя с Филиппом никуда от него не денутся. К тому же постепенно он сделал для себя вывод, что куда выгоднее получить не всю сумму разом и промотать, а получать деньги частями, не забывая приплюсовывать к ней и набежавшие проценты.
Но дела Филиппа шли в гору очень быстро. Гораздо быстрее, чем нарастали проценты на сумму долга. И в конце концов, супруги Ивашевы окончательно расплатились со своим странным кредитором.
– Это они так думали! – рявкнул Михаил. – А я считал иначе! И они мне были должны еще очень много денег! И мне, и моей дочери!
Евлалия подняла голову и кинула на Михаила взгляд, полный признательности. До чего же странно порой поворачивается жизнь. Михаил в этой жизни ровным счетом пальцем о палец не ударил для своей дочери, никогда ей не помогал, не участвовал в ее воспитании, вовсе не появлялся в ее жизни вплоть до последнего времени. И пожалуйста! Стоило этому типу нарисоваться, как Евлалия мигом воспылала к нему теплыми дочерними чувствами, а на Филиппа, все эти годы заменявшего ей с успехом родного отца,
Что же вызвало в душе Евлалии такое отторжение? Почему она возненавидела Филиппа? Ведь еще совсем недавно она питала к нему самые нежные чувства.
Залесный знал ответ на этот вопрос. Или думал, что знает. И все же он хотел, чтобы Евлалия сама призналась им.
– Две статьи за грабеж, одна за изнасилование, три за убийство, – произнес он, глядя на Михаила. – Солидный послужной список. Мы даже не будем сейчас снова касаться той «кубышки», что вы оставили Насте «на сохранение». Уже не столь важно, откуда у вас взялись эти деньги. Понимаю, что они попали к вам далеко не честным путем, но да уж ладно, забудем об этом за сроком давности. Меня интересует другое: зачем вы убили Настю?
– Эй! – возмутился Михаил. – Я ее не убивал!
– Что-то не верится.
– Меня и в доме-то в ту пору не было! Я был в другом месте. Если не верите, можете проверить.
– Не сомневайтесь, проверим, – заверил его Залесный и тут же поинтересовался: – Так где вы были?
– У бабы одной. И там еще много народу собралось. В картишки перекинулись с братвой, я – человек азартный, в крутой минус ушел, так что братва должна это помнить.
– Вот как…
Залесный, казалось, задумался.
– А ружье где вы взяли?
– Какое ружье?
– То, из которого вы всего час назад пытались застрелить Филиппа, мы в расчет брать не будем. Сейчас речь идет про охотничий карабин Вани, из которого застрелили Романа. Как вы его раздобыли?
– Так это… – растерялся Михаил, но тут же нашелся и ответил: – Не брал я ничего!
– Ох, зря вы это! Видели вас с ружьем.
– Где видели?
– В лесном заказнике. Там, где вы Романа и застрелили.
Михаил взглянул на следователя и поинтересовался:
– На понт меня взять решили? Не получится!
– Думаете, как я вас сразу узнал? Дело ваше изучил, а там фотографии. А дело ваше я затребовал тоже неспроста. Егерь вас в заказнике увидел и мне ваши приметы описал. Я уже этому егерю и вашу фотографию показал, он вас опознал. Вы были в заказнике. У вас было ружье. И вы стреляли в Романа!
– Вот, значит, как… Правда, егерь меня в лесу видел. Столкнулся я с ним, думал шлепнуть, да после шуму побоялся.
– Он мне вас описал. И карабин, из которого вы стреляли, мы тоже нашли. Понимаете ведь: как тщательно вы его ни вытерли, что-нибудь мы на ружье обязательно найдем. Даже мельчайшая частица вашей кожи или слюны сгодятся. Плюс показания егеря. Плюс ваш послужной список. Я понятно изъясняюсь?
– Да уж куда понятней, – пробурчал Михаил. – К раскаянию меня склоняете, так, что ли?
– К добровольному признанию.
– Ну, что же, коли вам так проще, будь по-вашему. Ружье я взял. Залез в дом и взял.
– Вот так просто?
– А чего тут сложного? Замки плевые. Сторож – лох. Ни собаки они не держат, ни сигнализации нет. Я вам так скажу: хозяева этого коттеджа вообще не заботятся о тех, кто в этом их коттедже живет. Любой может в дом забраться и вынести все, что захочет.