Крупа бывает разная (сборник)
Шрифт:
Меч уже на треть выдвинут из ножен, когда он ощущает на своем запястье сжавшие его горячие пальцы.
— Вам так плохо со мной… отец? — шелестит голос у него прямо в голове.
Ни скрипа двери, ни шороха. Ни колдун, ни даже див не способны увидеть, как движется это существо. Бесшумное и внезапное, как сама
Владимир поворачивает голову и…
Видит перед собой растерянное и расстроенное лицо удивительно похожего на него юноши. Александр давно не использует личин, он столько лет играл роль ребенка, что сейчас выглядит совсем юным даже в истинной своей форме. На нем тоже парадный мундир. Ведь отец и сын собираются на прием.
Владимир хочет рассмеяться от того, как всё глупо и нелепо. Сейчас ему опять придется натянуть на лицо маску уверенности и выйти в распахнувшиеся перед ним двери, потому что он не властен больше ни над чем, даже над собственной жизнью, но вместо смеха с губ срывается стон.
— Почему ты не отпускаешь меня? Зачем я тебе нужен? Чтобы ты мог, связанный со мной, стареть? Или боишься, что министры не примут правителем мальчишку? Но они все давно уже верны тебе, трясутся и не смеют возразить. Все, кто знают твою тайну. И те, кто догадался, кому принадлежит власть.
— Не надо так говорить, отец, — лицо юноши становится озабоченным, губы по-детски надуваются, а глазах мелькает обида.
— Я верен вам так же, как и ваши министры. И я много раз говорил, что буду служить и защищать вас до самого конца. И никогда не предам. Ведь я ваш единственный сын. И я не допущу, чтобы страна погрузилась в хаос.
Владимир опускает голову. Потому что Александр прав. У императора имеется долг. Ведь не от скуки, черт побери, они затеяли эту дьявольскую игру. В прошлом выбора просто не было, а сейчас? Есть ли
— Мы уже столького добились, — продолжает Александр, его голос звучит напряженно и даже несколько испуганно, а пальцы продолжают сжимать запястье «отца». И то, что сначала казалось жаром, теперь превращается в приятное тепло. И в мысли снова тихим шепотом вплетается:
— Разве вам плохо со мной?
И Владимира накрывает бессилие. Оно ложится на плечи тяжелым одеялом, оборачивает коконом, сплетает по рукам и ногам. Всё бесполезно. Он больше не властен ни над чем. Он проиграл, окончательно и бесповоротно. Эта попытка сохранить хотя бы жалкие остатки прежнего себя была последней. И остается только одно, принять свое поражение достойно. И от этой мысли вдруг становится легко. Так легко, что кокон, только что сжимавший грудь, вдруг перестает душить, а меч на поясе теряет свою тяжесть. Если нет никакого смысла бороться, значит, можно больше этого не делать. Не сомневаться, не терзаться, спокойно спать по ночам. И эти слова, что говорит Александр… разве он может лгать колдуну? Разве страна теперь не в самых надежных руках?
От этих мыслей становится тепло и приятно.
…У него нет и никогда не будет другого сына.
Легкая улыбка трогает губы Владимира.
— Нет, сынок. Мне очень хорошо с тобой. Это была всего лишь мимолетная слабость и чувство вины. Пойдем, Александр, мы и так задержались.
И он берет сына за руку, обычную, теплую человеческую руку, и они идут к дверям. Ведь их и правда ждут.