Крупная дичь
Шрифт:
Бендер обернулся, лицо - белее мела.
– Что т-такое?
– поперхнулся он, размахивая руками.
– На хрена ты это сделал?
Классный был момент. Высоко в небе серебряной рыбкой плыл реактивный лайнер, вокруг царила полнейшая, неправдоподобная тишина, жена Бендера помалкивала, уцелевшие львы попрятались в траве, даже птички на деревьях заткнулись, напуганные перекатывающимся эхом пальбы.
– Я всего лишь спас тебе жизнь, дружище, - в царственном гневе обронил Бернард, внутренне гордясь такой по-британски эффектной фразой.
Майк Бендер был зол - так зол, что ему не лезла в горло ни рыба какого-то там
– Брось, Майк, - сказала Николь и хотела похлопать его по руке, но Бендер свирепо отшатнулся.
– Брось. Это еще не конец света.
Майк взглянул на нее, увидел светящиеся торжеством глаза, и ему неудержимо захотелось врезать ей по физиономии, вцепиться в горло или еще лучше отлучиться за винтовочкой и всадить суке пару зарядов в брюхо.
Бендер открыл было рот - выдать жене на всю катушку, но тут из кухни вернулся цветной с кофейником. Роланд, вот как его зовут. Спасибо еще не назвали каким-нибудь Джамбо или Мамбо, чтобы имя получше соответствовало этим идиотским юбкам. Нашли туземца! Хорошо бы и его заодно отлупить как следует. Единственная милость судьбы - что Жасмина-Фиалка-Роза дрыхнет как убитая до самого обеда и носа не кажет.
– Ну Майк, Майк, - пыталась урезонить мужа Николь, однако он был глух к ее призывам.
Бендер пылал яростью, вынашивал кровожадные планы мести - ух и отыграется же он по возвращении на всех арендаторах, квартиросъемщиках и лавочниках. Стон будет стоять от долины Сан-Фернандо до Ханкок-парка. Майк угрюмо потягивал остывший растворимый кофе и ждал, пока явится великий белый охотник.
Паф к завтраку припозднился, зато вид у него сегодня был какой-то омолодившийся. Волосы подкрасил, что ли? Ишь как сияет, ишь как лучится. Будто похитил священный огонь у самого повелителя Энсино.
– Добрейшего утра, - поздоровался он с липовым вест-эндским шиком, шумно втянул воздух, чуть не проглотив при этом усы, и бросил на Николь такой недвусмысленный взгляд, что у Майка внутри все закипело, забурлило и выплеснулось наружу огненной лавой.
– Что, других львов так и не обнаружилось?
– сипло осведомился он.
– К сожалению.
– Паф уселся во главе стола, мазнул на тост мармелада.
– Я еще вчера объяснил, Майк, что львиц у нас сколько угодно, а самцы все еще зеленые, даже не успели гривой обзавестись.
– Рассказывай сказки!
Бернард внимательно посмотрел на Майка, увидел мальчишку, который так и не стал взрослым. Богатого, балованного мальчишку, который привык хапать, командовать, делать все по-своему. У, выскочка.
Перевел взгляд на миссис Бендер.
– Послушай, Майк, забудь ты о льве, - сказал Бернард.
– С кем не бывает. Я вот думаю, не поохотиться ли нам сегодня на антилоп.
– Да пошли они, твои антилопы.
– Ну тогда на дикого буйвола, а? Многие говорят, что свирепый мбого самое опасное животное во всей Африке.
Желтые глаза Бендера потемнели от злости.
– Тут не Африка, - процедил он.
– Мы в Бейкерсфилде.
Вот это было уже свинство. Бернард терпеть не мог подобных заявлений. Он приложил столько усилий, чтобы создать этот волшебный мир. Ведь собственно говоря, он продавал мечту, иллюзию (закройте глаза, и вы в Африке), он из кожи вон лез, чтобы ранчо на самом деле превратилось в Африку, чтобы ожили старые легенды, возродилась великая эпоха - пусть ненадолго, хоть на пару дней. И еще "Африканское сафари Бернарда Пафа" было монументом, мемориалом незабвенного родителя, Бернарда Пафа-старшего.
Он считался одним из последних великих охотников Восточной Африки. Друг и соотечественник Персиваля и Ионидеса, он устраивал сафари для голливудских звезд и европейских аристократов. Потом женился на американской миллионерше, и они построили себе дом в Кении, на Белом Нагорье. На ужин к ним (а подавали гостям круглый год исключительно дичь) заглядывала сама Исаак Динесен[*Псевдоним датской писательницы Карен Бликсен (1885-1962)]. Началась война, все пошло кувырком, и супруги перебрались в Америку, где охотник совершенно сник, раздавленный просторами американского Юго-Запада и богатством жениных родственников. В детстве Бернард-младший, затаив дыхание, слушал рассказы о старых славных деньках, проводил пальцем по белому шраму на отцовском предплечье (клыки кабана), смазывал допотопные, ружья, которые когда-то валили с ног носорогов, слонов, леопардов и львов, часами завороженно пялился на стеклянные глаза развешанных в гостиной охотничьих трофеев. Какие у них были названия - антилопа гну, куду, бушбак, конгони! Не слова, а музыка. Бернард старался не подвести отца, можно сказать, жизнь посвятил светлой памяти великого охотника, а теперь этот недоумок, этот спекулянт квартирами пытается все опошлить.
– Ладно, допустим, - вздохнул он.
– Но что ты предлагаешь? В конце месяца завезут новых львов, великолепные экземпляры прямо из Кении, из парка Цаво. (Наврал, конечно. Один лев закуплен в Сан-Франциском зоопарке, где выставлять его по причине дряхлости и костлявости стало уже неприлично; второй - из немецкого цирка, где прыгал через обруч, пока не допрыгался до тройного перелома.) Зато есть антилопы, дикие буйволы, сернобыки, газели, гиены, могу даже пару страусов уступить. Но львов, извини, нет - одни самки.
И тут потускневший взор спекулянта вдруг обрел былое сияние, губы расползлись в улыбке, недоносок-вундеркинд вновь превратился в грозу теннисных кортов и плавательных бассейнов. Широко ухмыльнувшись, Бендер наклонился вперед и спросил:
– А слон?
– Что "слон"?
Бернард поднес ко рту тост, но не откусил, а аккуратно положил обратно на тарелку. Миссис Бендер смотрела на него выжидательно, даже Роланд, подошедший подлить в чашки кофе, замер и уставился на хозяина.
– Хочу слона.