Крупным планом (Роман-дневник). 2007.
Шрифт:
Подверстали. Изложили её в письме Президенту за подписью С. Михалкова, Ф. Кузнецова, Ю. Полякова, и вскоре Поляков вручил его Путину при личной встрече. Письмо, как водится, затерялось, и только спустя некоторое время его отыскали в Министерстве культуры. От нас тут же потребовали представить план мероприятий и смету для их проведения. Кузнецов, бухгалтер МСПС и я составили её - получилось, что расходов набирается на 7,2 млн. рублей. В Минкульте приняли без каких-либо вопросов и сразу утвердили. Да ещё похвалили нас за оперативность и квалифицированную подоплёку.
На сегодняшнем заседании нам
Обозначили ответственных за другие мероприятия: семинар переводчиков, семинар молодых писателей и др. Мне поручено сформировать оргкомитет по проведению конгресса и к следующему секретариату, который состоится через неделю, представить его на утверждение.
12 апреля. Купил железнодорожные билеты до Няндомы и обратно - поеду на Литературный фестиваль Севера, который будет проходить в Каргополе. Говорят, интересные места, многие из них связаны с именем Николая Рубцова.
Из Питера позвонил Николай Коняев, попросил войти в состав редколлегии журнала «Аврора» и сказал, что теперь он будет возглавлять журнал. Я дал согласие и порадовался такой новости. Он попросил переговорить с Михалковым - Сергей Владимирович входил в прежний состав редсовета, согласится ли теперь на вхождение в новый. Я сказал, чтобы включал его - журнал должен вот-вот выйти, - а я переговорю либо с самим Михалковым, либо с его помощницей Салтыковой и, думаю, получу добро.
Ровно 10 лет понадобилось нам, чтобы разобраться с журналом «Аврора», с которым я дружу более 30 лет. Когда-то авроровский «Салон СЛОН» (сатирическо- лирическое обозрение нравов) опубликовал мой рассказ «Трусы на память» - как один из победителей конкурса. Потом печатались рассказ «Роль женщины», повести «Показательный бой», «Человек, которого не было», «Товарная станция».
В общем, дорога мне «Аврора», в особенности после публикации в ней «Показательного боя». За него брались многие журналы: «Нева», «Юность», «Неман» - и ничего. Присылали отличные внутренние рецензии, но как доходила рукопись до главного редактора, так звучала команда: «Стоп!». А вот «Аврора» взяла и напечатала, хотя и не обошлось без «соавторства» с цензурой.
Впрочем, и «Аврора», пока в ней заведующим отделом прозы был Вильям Козлов, тоже отказывалась печатать. Мне Козлов сказал: «Знаешь, старик, повесть твоя не ко времени остра, а тут скоро съезд партии - как я такую острую вещь буду печатать? Да ещё о молодёжи, о студентах. Меня не поймут и выгонят. И что тогда? Ты хочешь, чтобы на моё место пришёл какой-нибудь еврей?» - «Какой- нибудь - не хочу, - сказал я.
– Но толковому, да ещё не трусу, я бы сам помог занять твоё место».
– «Ну, старик, так не принято разговаривать с редакторами, в этом случае мы с тобой не договоримся».
Я хотел сказать, что и с писателями, хотя бы и с молодыми, тоже так разговаривать не принято. Но не сказал - бесполезно. Попросил вернуть рукопись, но Вильям Фёдорович ответил, что рукописи моей нет - отдали на рецензию Ирине Муравьёвой.
– Значит, будете печатать?
– Будем, - кивнул Г орышин.
– Твою рукопись прочитал главный, Владимир Торопыгин. Он просил тебя зайти для знакомства.
Зашёл. Увидел плотного, внешне привлекательного (наверное, в особенности для женщин) человека, который встал с кресла, поздоровался.
– Спасибо, что решили напечатать, - сказал я.
– Во многие журналы посылал. Вроде бы тоже собирались, потом отказывали.
– А мы напечатаем, - кивнул Торопыгин.
– И не нам спасибо, а тебе, что написал хорошую повесть. Я читал в напряжении, даже не выдержал - в конец заглянул. Хороший конец, выстраданный.
Через неделю снова позвали - пришли гранки. Вычитал и был рад - всё как я написал. А когда напечатали, обнаружил, что выпали многие «фрагменты». Объяснили: цензура. Например, эпизод, где герой - точнее, даже не сам герой, а некто, о ком рассказывает один из героев, - чтобы не идти в армию, пьёт чифирь; положат его в больницу на обследование - мочится в постель: дескать, недержание ночное. Так что удалось «откосить». А сердце угробил, теперь инвалид. В этом эпизоде чётко обозначена позиция и героя, и автора: так плохо, так нельзя, так во вред самому себе. Нет, вырезали. Конечно, цензоры понимают больше автора, им виднее. Дескать, в нашей стране нет и быть не может подобных молодых людей, которые пьют чифирь и писают в постель, чтобы не пойти служить.
Ладно, когда-нибудь напечатаем целиком. И напечатали! В 2003 году в питерском издательстве «Дума» под редакцией Анатолия Белинского вышла моя книга «От земли до неба», в которую уже целиком вошёл «Показательный бой». Но потребовалось для этого более четверти века.
Глеба Горышина вскоре уволили. В одном из номеров «Авроры» он поместил рассказ Виктора Голявкина «Юбилейная речь», причём в номере, где поздравляли Леонида Ильича Брежнева с семидесятипятилетием, на 75-й же странице. В рассказе сам юбиляр говорит о себе, вот, дескать, все думают, что «я уже умер, что меня нет в живых, а я всё продолжаю жить.» И так далее, всё в том же духе. То есть так, как Голявкин-автор думает о самом себе. А искусствоведы в штатском отнесли это к Брежневу. Да ещё в номере, где говорится о юбилее великого государственного деятеля. Да ещё на 75-й странице.
В общем, всё сошлось: виноват Горышин, который после смерти Владимира Торопыгина стал главным редактором «Авроры». Многие говорили, что подстроила это работавшая тогда в журнале «шустрая журналистка» Магда Алексеева, чтобы убрать его. Но убрали и его, и её, изъяв при этом почти весь тираж.
Подобный казус не первый у «Авроры». За пять лет до этого журнал на своих страницах поздравлял с 60-летием участника советско-финской и Великой Отечественной войны, Героя Социалистического Труда, знаменитого ленинградского поэта Михаила Александровича Дудина. У него есть такие строчки: