Крупская
Шрифт:
Забор поставили в 1922 году, когда Владимир Ильич уже заболел. Тогда же устроили калитки и будки для дежурных чекистов. Пока Ленин был относительно здоров, ходил на охоту, а заодно по грибы: «Очень часто кто-нибудь из охраны нес на спине рюкзак и все подходили и бросали туда дичь или белые грибы; дичи было меньше, чем грибов».
Систему охраны еще не разработали. Не очень понимали, как следует действовать. Крупская весело рассказывала, как они с Владимиром Ильичом в жаркий солнечный день пошли гулять. Присели отдохнуть на берегу Пахры. И сопровождавший их охранник задремал. Они тихо от него сбежали и
Однажды, когда вождя везли на охоту, он, проезжая по аллее, увидел женщин, собиравших грибы. Владимир Ильич поздоровался и поинтересовался:
— Есть грибы?
— Нет, батюшка, как коммунисты появились, так грибы как сквозь землю провалились.
Владимир Ильич ничего им не ответил, а потом сокрушался:
— Ну, темный народ. Если грибов нет, посади хоть царя, их не будет. Неужели коммунисты против грибов?
Охранник Чабанов рассказывал, как крестьяне пришли в Горки. Чекист доложил Владимиру Ильичу:
— Крестьяне хотят с вами поговорить.
— Ну, хорошо, позовите их.
Владимир Ильич предложил им сесть:
— Ну, как у вас дела, как сельсовет работает?
Они рассказали.
— Что вы от меня хотите? — спросил Ленин.
— Нам нужно сменить попа. Он, сукин сын, большие деньги берет за похороны, за венчание, за крестины — до тридцати рублей.
— Что же, раз надо, значит, надо. Я напишу в Моссовет.
Восьмого июля 1919 года Дмитрий Ильич Ульянов приехал в Москву. С братом они не виделись больше десяти лет. Владимир Ильич распорядился поселить брата в комнате Надежды Константиновны, которая в то время находилась в агитационной поездке по Волге:
— А в субботу поедем на дачу, покажу очень хорошие места.
Путешествие Дмитрию Ильичу запомнилось: «Машина была французской системы “Долнебель-Виль”, открытая коляска. Мест в ней было вместе с шофером на семь человек. Владимир Ильич обычно садился не с шофером, а сзади. Рядом охранник. Шоссе было такое, что на этой машине здорово трясло, бросало».
Дмитрий Ильич увидел большой двухэтажный каменный дом желтого цвета с белыми колоннами. Перед домом сохранилась клумба с сиренью. Ленин с гордостью демонстрировал брату понравившиеся ему террасы и балконы. Владимира Ильича забавляло необычное устройство замков балконных дверей. Невинным голосом попросил младшего брата:
— Ну, открывай балкон.
Дмитрий Ильич попробовал, но дверь не поддавалась. Ленин довольно рассмеялся:
— Что же ты, не можешь открыть балкон!
Обычно, открывая дверь, нажимают ручку вниз. А в Горках надо было ручку поднять вверх. Кроме того, запирая, ключ следовало повернуть не вправо, а влево.
Летом Владимир Ильич ходил на Пахру. Звал брата:
— Пойдем купаться.
«Он шел в косоворотке, без пояса, одетый совершенно по-дачному, — рассказывал Дмитрий Ильич. — Обыкновенно с нами шел кто-нибудь из охраны. Иногда брали лодку, так как берег на этой стороне илистый, а на той стороне хороший песчаный пляж, переезжали на тот берег и там купались».
Дмитрий Ильич прихватывал с собой полотенце.
— Зачем же полотенце? — удивлялся Владимир Ильич.
— Обтираться, вытереть голову, лицо.
— Нет, так лучше, свежесть дольше остается.
Он рубаху надевал прямо на мокрое тело.
«Работал он обычно по утрам, —
У ПОСТЕЛИ БОЛЬНОГО МУЖА
Историю болезни Ленина стали вести с 29 мая 1922 года. До 6 мая 1923 года это делал профессор-невролог Алексей Михайлович Кожевников, до 4 июля 1923 года — профессор-невропатолог Василий Васильевич Крамер, до 21 января 1924 года — профессор-психиатр Виктор Петрович Осипов.
Благодаря этим весьма подробным запискам, сохранившимся в архиве, можно представить себе и течение болезни, и состояние самого больного, и даже то, что происходило с его близкими, прежде всего с Надеждой Константиновной.
Четвертого апреля 1922 года Ленин приехал в Горки отдыхать. А 25 мая у него случился удар — частичный паралич правой руки и правой ноги, расстройство речи. Казалось, он не выживет. В узком кругу Сталин хладнокровно констатировал:
— Ленину капут.
Иосиф Виссарионович поторопился. Это был лишь первый период ленинской болезни: параличи кратковременные, но частые. Особенно было заметно расстройство памяти: «Владимир Ильич не был в состоянии производить самые простые арифметические действия и не мог воспроизводить показанных ему геометрических фигур… Почерк дрожащий, с пропусками букв».
Почерк, по словам Марии Ильиничны, «был неровный и довольно мелкий, а порой и “сумасшедший”, как называл его сам Владимир Ильич, какие-то мелкие сосуды головного мозга благодаря тромбозу отнимали у него возможность правильно писать и считать».
После первого удара Владимир Ильич оправился, но к полноценной работе уже не вернулся.
Двадцать девятого мая 1922 года вместе с профессором Кожевниковым приехала медсестра Мария Макаровна Петрашева — делать пункцию.
«По фотографиям в витринах я думала, что он брюнет, а он оказался светлый, рыжеватый, широкоплечий, массивный, — описывала она Ленина. — Голова большая. Глаза карие, прищуренные, смотрят остро, будто проверяет тебя. Владимир Ильич очень терпелив был. Во время пункции он только крякнул. Не охал, не стонал — не в его это характере было».
В Горках настелили новые полы. Вероятно, из сырого материала. Пол, высыхая, трещал. В тишине ночи этот треск раздавался как ружейная пальба. Владимир Ильич жаловался Надежде Константиновне, что это мешает ему спать, и возмущался:
— Понятно, почему пол трещит. Клей-то советский!
Он требовал от врачей ответа: каков прогноз?
Тридцатого мая его осмотрел офтальмолог академик Михаил Иосифович Авербах.
«Ленин явно был возбужден, — вспоминал он, — и искал все возможности остаться со мной наедине. Предчувствуя какой-нибудь тяжелый для него, волнующий разговор, я всячески избегал быть с ним с глазу на глаз, но такая минута всё же выпала.