Крушение дома Халемов
Шрифт:
Она не сопротивлялась, только спросила насмешливо:
– А почему — Койя? Обычно к таким именам прибавляют — ра. Ко-ра.
– Не знаю, — смутился он. — Так сказалось. Тебе не нравится?
– Нет. То есть — да, — поправилась, увидев его огорченное лицо. — То есть нет, не не нравится. Вместе расхохотались. И тут же вспомнили.
— Койя, я должен сообщить твоему отцу. Она все-таки приподнялась — с трудом, закусывая губу, собралась в комочек под одеялом у самой стенки, завесила лоб волосами. Он потянулся — отпрянула.
Лорд-канцлер
– Корво.
– Да, милая.
– Что с нами будет? Что с нами со всеми будет? — истинно женский страх в голосе.
– С тобой — то, что захочешь. Говори. Или ты еще не решила? — между железной уверенностью первой фразы и смятенной нерешительностью последней — одно слово и целая пропасть.
Койя откинула одеяло, на четвереньках перебралась через сбившуюся простыню и подушки, спотыкаясь и путаясь, на край кровати, не глядя, протянула лорд-канцлеру руку:
– Помоги. К зеркалу.
Он за руку брать не стал, наклонился, поднял, понес бережно, как только что сорванную циконию.
– Смотри.
Смотрела долго, тяжко опираясь на его локоть, с трудом поворачиваясь, заглядывая через плечо. Отводила, туда-сюда перекидывала волосы, поднимала, пробовала высокую прическу, открытый, закрытый лоб. Наконец спросила:
– А тебе. нравится?
Слова прилипли к сухой гортани — просто кивнул.
– Оставишь меня у себя?
На этот раз смог, справился с собой, в ответ выдавил:
– Хочешь?
Лихорадочно обнял за плечи, прижал к себе:
– Койя! Хочешь?
– Больно. Пусти. Хочу.
И побрели, спотыкаясь, обратно в постель. Заснули до вечера, ничего не сообщив лорду Халему. И правильно сделали, потому что при рождении не знает своей судьбы ни один дар Аккалабата.
DA^-I^CUM, Mefy-LAH-uMf ALLAAASA**
– Когооо? Кого вы оставили?!!
У старой волчицы, затравленной на последней охоте, был менее страшный оскал, чем у правящей королевы Аккалабата, услышавшей краткий доклад лорд-канцлера. Покатились по полу пергаментные свитки, разлетелись перья и печати, крошечные женские кулачки с неожиданной силой забарабанили по инкрустированному столику.
Но лорд-канцлер пришел не один. Не один пал на колени перед своей королевой. За ним, не поднимая глаз, маршал Аккалабата, тут же — верховные дары Фалько, Пассера, Эрзеля. В малом тронном зале не видно пола под черными и темно-фиолетовыми орадами.
– Когоооо? — воет разгневанная, обманутая, ограбленная волчица. И в третий, и в пятый раз повторяют верховные дары ответ:
– Хетти, Ваше Величество. Он лучший. Он больше других нужен Аккалабату.
Внезапно она успокаивается. Разглядывает лорд-канцлера сквозь сощуренные узкие щелки, водит обломком пера по пергаменту, будто в забытье, неожиданно — поднимает голову, одним росчерком расписывается, бросает Дар-Эсилю в лицо исписанный лист. И хохочет, хохочет, хохочет, приплясывая, пока он читает. пока у него перед глазами плывут строчки.
– Сола — ты оставишь ее себе, понял.
– Ваше Величество, я готов.
– Вот и славно.
Я не это хотел сказать. Но если я сейчас назову имя той, которую я готов оставить себе, то она не переживет этот день.
В большом зале яблоку негде упасть. Обычно при таком скоплении даров даже лорд-канцлеру приходится прокладывать себе дорогу где громким окриком, а где и железным плечом. Но не сегодня. Сегодня перед ним расступаются: весть о хорошо выполненном приказе королевы уже распространилась, и одни дары шарахаются к стенке от ужаса и отвращения, другие — спешат посторониться, потому что не знают, какое правильно сделать лицо.
Ничего, это не надолго. Зная Аккалабат, лорд Дар-Эсиль легко может предсказать, на сколько хватит этой отчужденности. Дня на два, не больше. Он все еще первый вельможа Империи. И — он издает внутренний стон — почти женатый первый вельможа, пропади оно все пропадом.
Створку двери, ведущей из парадного зала на лестничную площадку, лорд-канцлер отбрасывает от себя с такой силой, что с нее сыплется позолота. Натыкается на чью-то спину. Какой идиот застыл здесь в дверном проеме?!! Идиот отлетает на несколько шагов, поворачивается, смотрит угрюмо.
– Сид, я просил подождать меня в парадном зале. Сейчас мы должны.
– Отец, я не хочу тебя видеть.
В роду Дар-Эсилей не принято перебивать старших. Но лорд-канцлер знает, что, если сейчас он сорвется, если хоть на йоту повысит тон, он уже не сможет остановиться. Поэтому интересуется холодно:
– Что произошло?
– А ты не догадываешься? Теперь ни Хетти, ни я не можем пойти под дуэм друг к другу.
– Ты и Хетти? — лорд-канцлер смеется так же истерично, как королева десять минут назад. — Хетти и ты?!! Да об этом никогда не могло быть и речи!
Случившиеся на площадке дары вдруг вспоминают, что должны именно сейчас быть совсем в другом месте, и торопятся вниз по лестнице. Сид говорит, не поднимая головы:
– Это ни о чем другом не может быть речи.
Канцлер про себя от души поминает святую Лулуллу вкупе с демоном Чахи. Вслух же он произносит, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:
– Лорд Сид, что за дурь, честное слово! Я уверен, что, в отличие от тебя, у лорда Хетти есть достаточно разума, чтобы не принимать детскую дружбу за нечто большее.
– Я бы не торопился этого утверждать.
Лорд Дар-Эсиль внимательно разглядывает сына. Как всегда, безукоризненно. Все до малейшей складочки на ораде, до тончайшей пряди молочно-белых волос. И такой бардак в голове.
– Сид, мне сейчас не до твоих выдумок. Нам следует вернуться в городской дом, чтобы подготовиться к прибытию новой леди Дар-Эсиль.
Сид резко вскидывает голову.
– Ты. Ты. Ты и здесь сумел урвать лакомый кусок! А обо мне даже не подумал.
Лакомый кусок со стола Ее Величества. Лорд-канцлер уже не старается, чтобы голос звучал спокойно. Он просто надеется, что голос звучит спокойно, в силу многолетней придворной выучки и блестящей наследственности Дар-Эсилей.