Крушение империи
Шрифт:
Выскочивший на крик, вместе со многими из казармы, Сергей Леонидович еще издали увидел: часть забора снесена (открылась взору улица), четверо городовых направляли револьверы в безоружных солдат, звавших товарищей на помощь.
— Наших бьют! — разнеслось по двору казармы.
— Оружье, оружье бери!
Ваулин не мог бы сказать, как точно произошло все это.
В минуту двор наполнился солдатами, в следующую — вся эта масса ринулась к забору, и, вероятно, потребовалась еще только одна минута, чтобы уже весь забор был повален, превращен
— Долой полицию!
— Бей фараонов!
— Души его… иуду!
Один из городовых выстрелил без промаха в солдатскую толпу. И тогда в ответ грянул почти в один и тот же миг десяток солдатских винтовок.
— Бей их, фараонов, без остатка!
— Давай свободу!
— Да здравствуют солдаты и рабочие! — крикнул полной грудью Ваулин: так, что его услышали в хлынувшей навстречу солдатам лесснеровской толпе.
— Долой войну! Да здравствуют свободные солдаты!
— Да здравствуют наши братья! — неслось из рядов рабочих.
Вырытые из мостовой камни полетели в полицейских. «Иуды» «фараоны» бежали, согнувшись, отстреливаясь из маузеров, в подъезды домов, в ворота дворов, вскакивали на подножку проходившей конки, ища убежища у ее перепуганных пассажиров.
Смешавшиеся в одну толпу рабочие и солдаты овладели проспектом.
Весть о солдатском бунте в минуту дошла до бастующих заводов: с Головинского с Чугунной и с Выборгского шоссе двинулись сюда новые толпы, сметая по пути полицейские заслоны.
Два опрокинутых вагона конки превращены были тотчас в трибуны для ораторов:
— Братья-товарищи, чего мы хотим? Рабочий класс призывает к борьбе. Мы пойдем на борьбу с царским режимом, за освобождение от него, за мир! Наш враг — внутри России… Это — монархия, товарищи! Это — помещики и фабриканты! Они руками обездоленного народа ведут кровавую войну во имя своих собственных интересов.
— Правильно! Сами зад на печке греют, а ты страдай!
— Товарищи!.. С каждым днем лоскут за лоскутом спадает обманный покров, под которым враги рабочих и солдат скрывали всю правду о войне. За что кровь проливать в этой бойне?.. За что отдавать свой труд, свое здоровье, свою жизнь… а? За прибыли фабрикантов?! За земли помещиков?! За благоденствие царя и его своры?!
— Верно!
— Помаялись, хватит!
— Долой войну, товарищи! Подымай всю рабочую и крестьянскую Россию против войны! Это не наша война… Наша война впереди… с нашим классовым врагом! Долой романовскую монархию! Долой войну! Да здравствуют наши братья-солдаты! Да здравствует рабочий класс!..
И кто-то вместо речи читал молодым девическим голосом стихи:
Одетый дымом, словно тайной, Завод — грядущего залог, Преддверье в век необычайный И битв решительных пролог. В дыму, облитый потом, кровью, Кует мечи он для борьбы, ЧтобыИ, как и раньше, — в ответ:
— Да здравствуют рабочие Петрограда! Долой самодержавие!
Вихри враждебные веют над нами…— Товарищи! Надо поехать во все воинские части!
— Вот это дело!
— На заводы надо — работу бросали чтоб!..
— Только не расходиться, товарищи!
— Никому не расходиться!
— Цепь… цепь держать надо!
— Товарищи, я прочту вам, что пишет всем рабочим наша партия…
— Кака така партия?
— Наша…
— …давай!
— …российская социал-демократическая рабочая партия…
— Какая? Какая? Та, что в Думе?..
— Та, что в тюрьмах, товарищи! Рабочая партия большевиков!
— Дело! Валяй!
— Тише-е-е, товарищи!
— Давай, брат!
— Вот… наша партия… товарищи!.. Перед готовностью страдать за светлое царство социализма никогда не остановится русский пролетариат… Не остановится и перед ужасами настоящей войны… не остановится до тех пор, пока не проведет в жизнь свои заветные лозунги: долой войну! — согласны?
— Долой, долой войну! — неслось в ответ.
— Да здравствует вторая российская революция! Да здравствует демократическая республика!.. Согласны, товарищи?
— Ур-р-а!
— Да здравствует конфискация всех помещичьих земель! Согласны?
— Долой помещиков?
— Согласны, согласны! Давай дальше!..
— Да здравствует восьмичасовой рабочий день. Да здравствует международная солидарность и социализм, товарищи! Согласны?..
— Ур-р-р-а-а-а!
Митинг продолжался.
Пытавшихся проехать по проспекту, выкатывавших на пролетках и автомобилях с боковых улиц сразу же останавливали. Сидевших в автомобилях высаживали. Машинами завладевали солдаты.
Они мчались к казармам разбросанных по городу полков — за поддержкой, за оружием, с призывом восстать и выйти на улицу.
Их никто там не ждал. Ими никто не руководил — этими посланцами скрытого, еще отдаленного будущего…
Они стучались в ворота, в которых были еще крепки засовы сковавшей их власти, — полки не решались сломать их и протянуть, как лучшую помощь, железную руку, оснащенную винтовкой.
На Сампсониевском митинг продолжался.
— Ваше высокоблагородие, прикажите вывести учебную команду! — ждал распоряжений дежурный по штабу полка, офицер Гугушкин.
С коротким туловищем, низкой шеей и длинными, но очень кривыми ногами, он походил на громадных размеров щипцы для раскалывания сахара. Над ним подшучивали и называли между собой «поручик О». Виной — все те же кривые, дугообразные ноги, между которых можно было вставить круглую букву высотой в пол-аршина.