Крушение империи
Шрифт:
— Человек, — все так же кратко ответил он. — Спи.
Сапожник проковылял к своей низенькой табуретке, обитой на сиденье куском просиженной, ввалившейся кожи.
На полу, у его ног, валялись колодки, башмаки, оторванные каблуки с торчащими в них гвоздями. Рядом, на стуле, — ворох кожаных кусочков, заплаток, сапожные инструменты. Небрежным взмахом руки он все это сбросил со стула и молчаливо придвинул его к незнакомому гостю, а сам занялся набивкой подошвы на чей-то порыжевший, потрескавшийся сапог.
Керосиновая лампочка на столике
В тишину сонной, душной комнаты входил только (очевидно — привычным, нисколько не тревожащим ее стуком) короткий, мягкий и глухой удар сапожного молотка, да верещали на стене «ходики» с фунтовой гирькой на веревочке. Сам хозяин был безгласен, словно камень.
Когда Сергей Леонидович, вынув папиросы, закурил, сапожник, перегнувшись в его сторону, все так же молчаливо протянул руку к коробке, взял папироску и прикурил от лампы.
— А поздно приходит Кучеров? — решился в этот момент заговорить с ним Сергей Леонидович.
— Бывает разно, — последовал ответ, и — опять молчание.
— А дождусь я его сегодня? — возобновил Ваулин неудавшуюся беседу.
Сапожник, держа гвоздик во рту, развел только руками. Сергей Леонидович решил больше ни о чем не спрашивать — ждать.
Так, в молчаливом ожидании, прошел добрый час.
Ваулин ничего с утра не ел, — томил голод, по всему телу растеклась усталость. Когда же придет, наконец, «Кучеров» — Андрей Петрович?!
Он работал теперь не то слесарем, не то механиком в какой-то маленькой ремонтной мастерской, а где она, какие сегодня часы он занят в ней, да и сразу ли должен возвратиться домой, — ничего этого Ваулин не знал.
А если не удастся его сегодня повидать, — как будет тогда с ночевкой? И конверт с паспортами, надо ему на всякий случай передать, — не носить ведь «железки» в кармане!
«Ходики» показывают начало одиннадцатого, — того и гляди, сапожник скоро выпроводит его и уляжется спать.
Думая обо всем этом, Сергей Леонидович незаметно для самого себя задремал, Откинувшись на спинку стула.
Он не слышал короткого стука в дверь и того, как поднялся, чтобы открыть ее, ковылявший на деревяшке хозяин.
— Тс-с-с!.. — приложил тот палец к губам.
«Кто?» — одними бровями спросил Андрей Петрович, не переступая порога.
Бровям ответили приподнятые плечи сапожника, но — ничего определешюго: кто его знает…
«Буди!» — так понял сапожник громовский жест, а сам Андрей Петрович решил постоять в тамбуре.
Сергей Леонидович проснулся, ощутив легкий хлопок по коленке:
— Извиняюсь, не ночлежка это и не вокзал!
— Простите меня, — вскочил Сергей Леонидович. — Не пришел ещё Кучеров?
— Пришел! — сбежал вниз по ступенькам Громов, узнав голос своего приятеля. — Что случилось? Чего так поздно, Леонтий Иосифович?
Ваулин покосился
— Ну и загадку дали! — заговорил он совсем другим тоном. — А я думал: может, шпичок приплелся да овечкой прикинулся.
— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Сергей Леонидович. — Неужто сходство нашли? Шпичок? Оттого и молчали?
— Оттого и молчал.
— Горе для него — молчать, — кивнул на сапожника Громов.
— Незаметно что-то! — сказал Ваулин.
— Э, кто бы знал! Заговорить может человека — такой это любитель до разговора. Но, когда надо, — подавится своими словами, а молчать будет! Артист Вася!
— Как наказывали вы мне: партийное послушание — понимаю это дело!
— В организации? — тихо спросил о сапожнике Ваулин.
— Шестой год знаю, — ответил Громов. — Велел я ему: никуда, калека, не рыпайся, угол сдавай — кому я скажу. Слушается меня! Вашего Ваньки Ольга — сестра приходится ей, — показал он рукой на свернувшуюся калачиком на кровати спящую хозяйку. — Всю семью, знаю… Ну, да разве о том разговор? — прервал Андрей Петрович самого себя. — Что стряслось?
Они отошли в уголок, и Сергей Леонидович, как мог кратко, рассказал о сегодняшних злоключениях.
— Та-а-к… — протянул в раздумье Громов. — Стараются, сукины дети, гончих выпустили. Но кто только нюх дал? — вот что!.. Ишь ты, на вас облаву замыслили. Почуяли, твари!
Он стал вдруг хвалить, что бывало с ним редко, Ваулина за вчерашнюю речь, за ясность и правильность позиции и, прищурив глаз, посмотрел на Сергея Леонидовича:
— Факт, — вожак… Все районы так и говорят: «вожак», беречь надо.
— Верно? — искренно удивился, но и обрадовался, взволновавшись, Ваулин.
— Угу. А сказать правду? — прищурил в очередь другой глаз Андрей Петрович.
— Какую? — заинтересовался Ваулин.
— Вот я вас как будто давно знаю, — сказал Громов, — да и видел я на своем веку в партии людей-людишек — хороших людишек, ничего не скажу. Из интеллигентов что… Уважаю, конечно. Очень. И вас всегда уважал, конечно. Но до сего времени думал: живет в партии, большую пользу ей делает, — а от сердца все это или от головы? От сердца — наш брат, рабочий, беднота. Ну, другого и быть не может! Про вас думал: головой он только, сам по себе живет, — такой, значит, умственный еж!
Сергей Леонидович улыбнулся такому неожиданному сравнению.
— А еще летом, сей год, пригляделся я к вам: нет, думаю…
— Не еж? — тихонько засмеялся Ваулин.
— Нет, думаю, что-то не так, брат Громов! А за последнюю неделю — гляжу: откупорился вроде человек, прет из него и других хватает. Бывает же такое!
— Бывает, — сказал уже серьезно Сергей Леонидович. — Бывает… это я не о себе говорю, не подумайте!.. Спасибо вам, Андрей Петрович, за науку.
— За что? — нахмурился Громов: он редко хвалил других и не любил, когда его хвалили за что-нибудь.