Крушение «Кантокуэна»
Шрифт:
Родион Яковлевич вспомнил, как создавал у себя на 3-м Украинском фронте конно-механизированную группу в составе 4-го гвардейского кавалерийского и 4-го гвардейского механизированного корпусов с частями усиления. Командующим группой был назначен генерал-лейтенант Плиев.
Войска группы Плиева в первых числах апреля сорок четвертого года в распутицу вышли в тыл противника и, развивая наступление по Черноморскому побережью и устью Днестровского лимана, первыми ворвались в Одессу — в родной город Родиона Яковлевича Малиновского. А затем, совершая рейд по тылам противника,
— Идем на посадку! — доложил летчик.
— Вот и хорошо, — ответил маршал.
ГОЛОСА УМЕРШИХ
Непроглядная и сырая тайга, лесные завалы, топи, многокилометровые болота и поросшие кустарниками каменистые сопки изнурили эскадрон. В трясинных местах к ногам лошадей привязывали мешки, набитые сеном, чтобы лошади хоть как-то смогли преодолеть непроходимые участки. Животные осунулись, на боках выпирали ребра. Ослабевшие лошади падали на колени, словно выпрашивали отдых.
Вечером в узкой лесистой долине пробираться по нагромождению камней стало невозможно. Командир эскадрона принял решение — до рассвета отдохнуть. Требовалось привести всадников и коней в порядок и разведать маршрут. Многие кони — в травмах и ссадинах. Даже Звездочка, привыкшая к лесу, расцарапала шею. Она стояла у замшелого валуна и, посматривая на Мирона, фыркала, била передней ногой, требовала воды. Но лошади покрылись потом, тяжело дышали, и поить их было рано.
Комары осатанело набрасывались на лошадей и на людей. Животных солдаты укрывали плащ-палатками, шинелями, попонами. Себе на голову набрасывали полотенца, прорезав для глаз узенькие щели.
Едва закончили поить лошадей и дали им торбы с овсом, как привезли в больших термосах ужин.
После ужина майор Лунь вызвал к себе в палатку командира взвода Степу и рядовых Ефимова и Судакова.
— Садитесь, иначе затылками палатку со штырей сорвете. Росточком бог не обидел. Видал, как Судаков садится на коня, — улыбнулся майор. — Словно на мотоцикл… Два метра или больше?
— Утром сто девяносто восемь, — ответил Антон Судаков на привычный вопрос, выставив свой угловатый кадык. — К вечеру чуток меньше.
Словно для смеха, лошадь у Судакова, по кличке Дылда, была самая маленькая в эскадроне, но сильная и хорошо шла по камням.
— И ты, Степа, садись, — сказал майор, обращаясь к лейтенанту, — больше не вырастешь.
Лейтенант, фамилия которого действительно была Степа, сел на свободное место рядом с майором.
В разговоре с солдатами командир умел пошутить, многих называл по имени, но приказы отдавал требовательным тоном и коротко.
— Собирайтесь в пешую разведку, — приказал он. — Цель: определить возможность продвижения
Мирон спросил:
— А кто за моей Звездочкой присмотрит?
Лейтенант незаметно толкнул локтем Мирона, а когда вышли из палатки, сказал:
— Ну что ты беспокоишься? Присмотрят. Готовься и через пять минут ко мне!
У Мирона не было часов. Он в уме считал до шестидесяти и зажимал палец. Пальцы уже в кулаке, а тут появилась Женя Лунь.
— Иду в разведку, присмотри за моей Звездочкой, — попросил Мирон.
— Все сделаю. Хочешь, одолжу портянки сухие? Ноги натрешь в сырых-то… — Женя достала из противогазной сумки фланелевые портянки. — Бери, а свои оставь, я их постираю…
— Чудная! Я и сам постираю, — ответил Мирон и услышал свою фамилию. Его звал лейтенант.
— Заснул? — спросил Степа. — Все проверил: оружие, обувь?
— Вот переобуться не успел, — признался добродушно Мирон. — Не догадался сырые снять…
— Даю одну минуту! — приказал лейтенант. — А вам что, Лунь?
— Да так, ничего, — ответила Женя. — Жду, пока переобуется Ефимов, возьму мокрые портянки.
— Что за опекунство?! — рассердился лейтенант.
Женя не стала пререкаться со Степой, но и не ушла, дождалась, пока Ефимов переобуется. В сухих фланелевых портянках ногам было приятно, и в душе Мирон по-братски благодарил Женю.
…Шли разведчики быстро и почти беззвучно. Ориентиром был журчащий ручей, местами падающий с камней. Впереди пробирался лейтенант, за ним — Мирон, а последним — длинный Антон. В темноте одинокий куст казался Мирону танком, а пень — часовым. Под ногами сплошные камни. Ручей петлял и местами разливался в небольшие омутки, преграждавшие путь разведчикам. На обход омутков тратилось время, которого и без того не хватало.
Вдруг кто-то фыркнул, как лошадь. Кусты зашевелились, вода булькнула, и опять тишина. Антон, наткнувшийся сзади на Мирона, чертыхнулся и, переводя дыхание, высказал свое предположение:
— Олени… Их тут много.
— Вперед! — шепнул лейтенант, словно его совершенно не интересовало, кто шарахнулся через ручей.
Где-то далеко громыхали орудия. Сколько километров прошли, разведчики определить не могли. Ручей петлял, но через три часа темнота растворилась. Сопки и деревья словно провалились. Над поросшей высокой травой равниной стелился густой волнистый туман. Вдали видны крыши больших приземистых домов. Они казались лодками на белых волнах, перевернутыми днищами вверх.
— Это казармы, — высказал предположение лейтенант Степа. — Рядовой Ефимов, притаись и продолжай наблюдение. Задача: определить численность гарнизона. — Лейтенант снял с руки часы. — Примерно в шесть часов они проснутся, и не трудно будет определить, сколько их. Ровно в семь прекращай наблюдение и возвращайся. Бери часы. А ты, Судаков, со мной.
— А вдруг это не казармы, тогда что делать? — спросил Мирон.
— Выяснить! — приказал Степа. — Главное, установить, сколько там людей? У меня время истекает, не отставай, Судаков.