Крушение
Шрифт:
— Я слушаю тебя, папа, — сказал Даниэль.
— Проводи-ка меня в администрацию клиники, — попросил Филипп тоном, не терпящим возражений.
Они спустились по главной лестнице. В конце коридора первого этажа находилась застекленная дверь. Остановившись перед ней, Филипп произнес:
— Все расходы по пребыванию Даниэлы в клинике оплачиваю я. — Не дав сыну возможности поблагодарить его, Филипп вошел.
Пока он разговаривал с бухгалтером, Даниэль, онемевший от изумления, мысленно упрекал себя в том, что недооценивал отца. Вот это человек! Он не дает детям помыкать собой и не вмешивается
Закрыв чековую книжку, Филипп положил ее в задний карман брюк. Они вышли в коридор.
— Знаешь, папа, то, что ты сделал, это… это просто потрясающе! — пробормотал Даниэль и обнял отца.
Вначале Филипп, как обычно, хотел уклониться от подобного выражения чувств, но потом, вспомнив о Кароль и о том, что она больше его чтит дух семьи, сделал над собой усилие. Выполняя последний пункт своего замысла, он продолжал:
— Завтра ты откроешь счет в моем банке.
— Но, папа, мне нечего на него положить, — смущенно сказал Даниэль.
Филипп протянул ему стофранковую купюру.
— Для начала положишь вот это. Время от времени я буду переводить тебе небольшие суммы.
Растерявшись от внезапного проявления его великодушия, Даниэль не знал, что сказать.
— Большое спасибо, папа. Но, может, для тебя это затруднительно?
— Будь это так, я не стал бы этого делать.
— Должен признаться, что это чертовски кстати! Учитывая предстоящие расходы… Дани будет так счастлива!
— Мне кажется, не стоит ей говорить.
— От нее у меня секретов нет!
— Ну ладно, как хочешь, дело твое. Только дождись, пока вы останетесь вдвоем.
Вспомнив, что отец ненавидит всяческие излияния, Даниэль счел за благо не настаивать. Когда они вернулись в палату, Кароль уже собиралась уходить.
— Ты отвезешь меня? — обратилась она к Филиппу.
— Конечно.
Филипп ликовал, ему показалось, что, предложив помощь Даниэлю, он тем самым оказал бесценную услугу самому себе, и первой наградой стала просьба Кароль. Конечно, она торопится попасть домой всего лишь для того, чтобы переодеться и уйти, — она теперь все чаще уходит вечерами. Сейчас ни в коем случае нельзя упрекать ее или быть грубым, вернуть женщину назад можно только терпением, хитростью и лаской.
Кароль закрылась в ванной. Оставшись в спальне, Филипп прислушивался к дыханию, тихому плеску воды, позвякиванию флаконов. Следуя за этими звуками, он представлял, как Кароль расслабленно лежит в пене, как слегка колышется ее грудь… грудь, знавшая только любовные ласки.
Трудно поверить, что совсем недавно Кароль полностью принадлежала ему, а он волочился за другими. Осел! Его желание становилось все сильнее, горячая волна крови прилила к лицу. Не в силах сдерживаться, Филипп постучал.
— Входи, — отозвалась она.
Он проскользнул в ванную и попал в облако теплого, пропитанного ароматом Кароль пара. В пеньюаре из розовой махровой ткани она сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Широкие рукава, скользнув вниз,
— Я сказал Даниэлю, что оплачу все расходы, связанные с пребыванием Даниэлы в клинике, — негромко проговорил Филипп.
— Правильно, я как раз хотела тебе это посоветовать.
— И еще я решил положить ему небольшое содержание, триста франков в месяц. Что ты об этом думаешь?
— Не слишком щедро!
— В его годы достаточно.
Кароль улыбнулась ему в зеркале. Можно ли это считать поощрением к действию? Филипп положил руку жене на плечо, ощущая под толстой тканью халата стройное, чувственное тело. Кароль встала и, обернувшись к нему, равнодушно произнесла:
— А Франсуаза?
— Что Франсуаза?
— Ей бы тоже надо помочь.
— Ну, Франсуаза — это совсем другое дело. У ее мужа есть работа, она сама кое-что зарабатывает. Мне бы не хотелось вмешиваться. Разве что в случае, если ей станет совсем трудно…
При этих словах Филипп положил вторую руку на плечо жены: теперь он почти обнимал ее, но как пленницу. Достаточно было одного легкого движения — и он притянул бы ее к себе. Филипп стоял так близко, что уже чувствовал тепло, исходившее от ее лица. Кароль не протестовала, не становилась неподатливой. Боже милостивый! Неужели она согласна?! Филипп уже потянулся к ее приоткрытым, ждущим поцелуя губам, но тут она прошептала:
— А что мы станем делать с Жан-Марком?
Словно ледяной шквал ударил Филиппа в лицо. Отпрянув от Кароль, он резко выпрямился и посмотрел на нее. Она не улыбалась, но он уловил у нее в глазах искорки жестокой радости.
— А Жан-Марк, — повторила она, — он тебя не интересует? Ему ты не хочешь помочь? Я часто спрашиваю себя, на что он живет?
Да, Кароль тщательно подготовила ответный удар, признался себе Филипп. Она разожгла в нем желание, дала повод надеяться, а потом, в последний момент, отбросила назад — в пустоту, в одиночество. Впрочем, не исключено, что это — экспромт. В любом случае, она сильнее, и она с ним играет. Скорее всего, именно этим она его и держит, потому что никто никогда не обращался с ним подобным образом. В своих отношениях с женщинами он всегда был хозяином положения. А теперь годы, усталость… Филипп отступил на шаг назад: ему показалось, что сейчас он ее ненавидит. Кароль запахнула пеньюар, прикрыв полуголую грудь.
— С кем ты проводишь сегодняшний вечер? — спросил он глухим голосом.
— С друзьями.
— С кем именно?
— Ты их не знаешь.
— С Ксавье Болье?
— И с ним тоже.
Филипп вышел из ванной, хлопнув дверью. Что делать? Еще нет и половины седьмого. Вернуться в контору? Нет, делами он сыт по горло. На прошлой неделе у Зюрелли случился второй сердечный приступ, и теперь дела в европейском секторе затормозились. Надо будет найти ему замену, какого-нибудь молодого энергичного парня. Ладно, завтра посмотрим, решил Филипп, выходя в коридор.