Крушение
Шрифт:
Жан-Марку нравилось командовать человеком, который мгновенно подчинялся.
— Быстрее, быстрее!..
— Уже восемьдесят! — прошептал Жильбер.
— И что же?
— В лесу ограничена скорость…
— Забудь об этом. Давай!
Лицо Жильбера передернулось, он нажал на педаль газа. В глазах под вздрагивающими веками плескался страх. Жан-Марк ощутил жгучую радость. Он прикоснулся к правой руке Жильбера, вцепившегося в руль.
— Сбрось скорость!
Жильбер расслабился. Сглотнул слюну.
— Все хорошо, — похвалил его Жан-Марк.
Свет, отражаясь от листвы, проникал внутрь кабины, пахло
— Что ты делаешь сегодня вечером?
— Буду заниматься, — ответил Жан-Марк.
— С Дидье?
— Нет, один.
— Почему бы тебе не приехать заниматься ко мне? У меня тоже куча дел. Поужинаем вместе — бабушка и дедушка будут в восторге! — потом засядем в своем углу, с книгами и записями, мы не будем мешать друг другу, честное слово…
Идея была соблазнительная. Жан-Марк согласился без колебаний.
— Но сейчас я должен поехать к Валери, — сказал он.
Когда он вернулся в квартиру на авеню Бюжо, Мадлен уже ушла, а Валери давала указания электрику, который записывал их в блокнот.
— Мне так жаль! — выпалил Жан-Марк. — Меня задержал Коплен! Тетя Мадлен уже ушла?
— Да, — сухо ответила Валери. — Кстати, я тоже собиралась уходить. Нет, правда, Жан-Марк, это уже слишком!
У нее был оскорбленный вид, холодные глаза и визгливый тон — как в худшие дни. Костюм сливового цвета точно соответствовал ее настроению: жесткие складки, пуговицы, пылающие гневом. «Она всю жизнь будет иметь право упрекать меня! Это невозможно, невозможно!» — с тоской думал Жан-Марк.
— Тебе так скучно заниматься вместе со мной нашей будущей квартирой? — спросила Валери, сбавив тон.
— Да нет, что ты, — возразил Жан-Марк, подумав: «Когда она старается быть милой, получается еще хуже!»
— Пойдем, посмотришь, — позвала она, — надо решить, где делать розетки у тебя в кабинете. Куда бы ты хотел поставить большую лампу? Сюда? Или туда? Здесь — практичнее, там — красивее… На мой вкус, конечно… Заметь, что…
Жан-Марк слушал Валери и думал, что ему все это глубоко безразлично.
Жан-Марк разложил на диване конспекты семинарских занятий, начал во второй раз перечитывать главу о правовых конфликтах в частном международном праве, не запоминая при этом ни слова. Он то и дело поднимал глаза от текста, чтобы взглянуть на Жильбера, мучившегося над математикой, — тот сидел за столом, опираясь на широко расставленные локти. Внезапно Жильбер тоже поднял голову, и их взгляды встретились.
— Все в порядке? — спросил Жан-Марк.
— Нет, — пробормотал Жильбер. — Не могу сосредоточиться.
— Я тоже. Знаешь, вместе можно заниматься, только если работаешь над одной и той же темой!
— Хочешь, прервемся? — предложил Жильбер. — Послушаем пластинки…
— Никакой музыки, пока я не вдолблю себе в башку эту главу! Сейчас одиннадцать. Работаем до полуночи!
Жильбер тяжело вздохнул, вцепился пальцами в волосы и снова склонился над своей тетрадью. Минуты тянулись бесконечно. Жан-Марк перестал даже делать вид, что читает. Он сидел, положив ногу на ногу, и не сводил глаз с Жильбера. Внезапно он испытал желание прикоснуться к этому высокому гладкому лбу, красиво очерченному подбородку, длинной шее, так красиво переходившей в
— У меня есть идея, — начал Жильбер, захлопывая тетрадь. — А что если в следующее воскресенье мы съездим за город на моей машине? Мне надо попрактиковаться на шоссе…
— Согласен, но не в следующее воскресенье: это будет накануне письменного экзамена по праву, я буду весь день заниматься.
— Тогда через две недели?
— Если будет хорошая погода!
— Будет, я уверен! — воскликнул Жильбер. — Кстати, мы можем отправиться туда, где у твоих родителей загородный дом!
— В Бромей?
— Да-да!
Жан-Марк помрачнел. Он не мог привезти Жильбера туда, где еще ощущалось присутствие Кароль.
— Нет, — отрезал он.
— Почему?
— Не знаю… Я слишком часто ездил в Бромей в детстве… Теперь там все не так… Воспоминания… ты понимаешь! Вокруг много других красивых мест! Сам увидишь!
— Полагаюсь на твой выбор! — ответил Жильбер с пылающим взором.
Он неожиданно вскочил. Жан-Марк тоже встал. Им овладело странное изнеможение. Внезапно женитьба показалась ему совершенно необходимой — и чем скорее, тем лучше. Он стремительно простился и ушел.
На улице он мысленно вернулся к своей тревоге и нашел ее абсурдной, смешной. Настоящая дружба, говорил он себе, всегда основывается на чем-то гораздо более таинственном, чем совпадение возрастов и характеров. Только поступок относит нас к определенной категории людей. А поступка он никогда не совершит — в этом Жан-Марк был уверен! Можно позволить мыслям заходить как угодно далеко, воображать, все себе позволять в мечтах — и все-таки не чувствовать себя другим, не таким, как все!
Дойдя до дома, Жан-Марк окончательно успокоился. И все же он долго размышлял, лежа в постели, о трагическом одиночестве тех, кто, презрев табу, налагаемые обществом, утоляет свою противоестественную страсть, и вспоминал имена знаменитых артистов, тонких, неординарных писателей. Погасив свет и лежа в темноте, Жан-Марк невероятно четко видел перед собой образ Жильбера и наконец уснул, чувствуя счастье и умиротворение.
XX
Франсуаза бежала вверх по лестнице, ища в сумке ключ, чтобы выиграть время. Найдя его, она подняла голову — на площадке второго этажа ее кто-то ждал.
— Александр! — прошептала она, и у нее перехватило дыхание.
— Ну да, конечно! — отвечал он, смеясь. — Это я!
Она заметила стоявший у стены чемодан.
— Я решил было уже уйти, оставив тебе записку, — продолжал он, — и вернуться вечером.
Он хотел поцеловать ее, но она уклонилась, открывая дверь. Александр вошел следом, держа в руке свой чемодан. Должна ли она воспротивиться? Стоило Франсуазе увидеть мужа, и она почувствовала, как рвутся связи, соединяющие ее с реальным миром. Она шла домой, приведя в порядок мысли, думая о каждодневных заботах, сделав мелкие покупки — копирку, ленту для машинки, два ломтя ветчины, банку шпината, марки… и вот внезапно земля уходит у нее из-под ног, она обо всем забыла и словно нырнула в грезу. «Какое счастье, что Николя нет дома! — сказала себе Франсуаза. — Это упростит дело». Какое именно «дело», Франсуаза и сама не знала.