Крушение

Труайя Анри

Новая служанка помогала Аньес по хозяйству. Даниэль говорил — естественно! — о своей степени. Филипп делал вид, что разговор его интересует. Он согласился, чтобы дети вернулись в его дом — сначала Франсуаза, а потом и Даниэль с Дани, хотя Даниэль не сразу принял это решение. Мадлен пришлось даже прикрикнуть на племянника, заявив, что глупо ютиться втроем в комнатушке для прислуги и артачиться в тот самый момент, когда отец гостеприимно распахивает перед ними двери родового гнезда. Переезд, состоявшийся накануне, превратился в увеселительное мероприятие. Под громкую музыку молодежь торжественно поместила Кристину в комнату, примыкавшую к бывшей спальне Даниэля.

Во второй половине дня явилась Марианна Совло — взглянуть, как устроились на новом месте молодые супруги. Она горевала, что ее так стремительно разлучили с внучкой, понимая, конечно — она сама это признавала! — что предстоящая женитьба Лорана все равно заставила бы ее зятя задуматься о переезде. Даниэль каким-то невероятным образом заставил эту женщину смириться с новой ситуацией, хотя ее собственный муж за всю их совместную жизнь никогда не принимал единолично столь категоричных решений. Марианна — солидная, улыбающаяся — ушла, взяв с детей слово, что они с малышкой станут навещать ее не реже двух раз в неделю. Мадлен сказала себе, что ошибалась в характере племянника. Ее поражала его энергия. Она смотрела, как Даниэль разговаривает с Филиппом, и находила его одновременно волевым и очень наивным, мрачным и нежным, устремленным в будущее. Ах, если бы он научился наконец поступать так всегда, слушаясь веления своего сердца, выбирая прямой, пусть и трудный, путь в жизни… Сейчас он объяснял, почему находит профессию преподавателя философии восхитительной. Его нисколько не заботило, что за эту работу мало платят. Он жаждал продолжать жить в мире идей, разгрызать «фундаментальные проблемы», приобщая к своей страсти молодых интеллектуалов.

Филипп обратился к Николя:

— А как обстоят дела с вашей учебой?

Неужели он забыл, что мальчик вовсе не учится, а готовится стать артистом? Филипп никогда не держал в голове проблемы других людей. Николя, не указывая на досадную ошибку хозяина дома, начал с увлечением рассказывать о счастливом повороте в своей судьбе:

— О, у меня намечается грандиозный проект! Если повезет, меня возьмут в телесериал… Режиссер Мальпуань — знаете его, конечно? — заметил меня у Клебера Бодри…

Он просто сиял от счастья. Переводя взгляд с Николя на Даниэля, Мадлен восхищалась их устремленностью в будущее. Вера была одновременно их силой и слабостью. Все еще было возможно, все было впереди в их жизни, а вот для Мадлен с Филиппом все в прошлом. Напрасно она тешила себя иллюзиями, силилась быть на равных с молодыми, разделяя их заботы и радости: одно слово или случайно брошенный взгляд внезапно напоминали ей, что они еще только на старте, что, даже когда они бегут рядом, их дыхание не сбивается, а она делает последний круг по дорожке на ватных ногах, одним лишь усилием воли. Разговор зашел о будущей женитьбе Лорана, которую Даниэль назвал «глупейшей и невозможной», и тут вдруг Франсуаза упомянула Жан-Марка. Много месяцев никто за семейным столом не заговаривал о нем, так что подобный поступок граничил с вызовом. Мадлен с тревогой взглянула на Филиппа, но он, как ни странно, и глазом не моргнул. А Франсуаза невозмутимо продолжала: она была этим утром у брата, хотела узнать, как прошли экзамены. Жан-Марк не слишком доволен. Разве что за гражданское право не беспокоится…

— А ты вообще когда-нибудь видела Жан-Марка довольным? — спросил Даниэль. — Уверен, он преувеличивает. Но он хотя бы готовится к устной части?

— Не думаю, — ответила Франсуаза. — Говорит, у него нет никаких шансов…

— Что за идиотизм! Надо мне встряхнуть его!

— Ты прав, — вступил в их

диалог Филипп. — Даже если надеяться особенно не на что, лучше потратить несколько дней на подготовку, чем потом сожалеть, если его все же допустят до устного экзамена!

Взгляды всех присутствующих обратились на Филиппа. Душу Мадлен переполняло счастье, но она постаралась не выдать своей радости, зная, как сильно ее брат ненавидит любые проявления чувств. Остальные, не сговариваясь, тоже сохраняли бесстрастность, хотя каждый из них — Мадлен была в этом совершенно уверена! — в душе ликовал, поздравляя себя с первыми признаками изменения ситуации. Некоторые люди выходят из себя, когда их хвалишь, — как если бы они находили нелепым поступать так, как ждут от них окружающие.

— Они совершенно переиначили все программы по праву! — продолжал разговор Филипп. — Раньше можно было за три года пройти все то, что они сейчас растянули на четыре! А вот ориентацию на чистое право и экономику я нахожу удачной, как, кстати, и требовательность на семинарах и на практике…

Выходя из-за стола, он отвел Мадлен в сторону и сказал ей:

— Сходи завтра утром к Жан-Марку и пригласи его пообедать или поужинать с нами… дома.

— Конечно, Филипп, — шепнула она.

— Надеюсь, он будет свободен.

— Не беспокойся: он в любом случае освободится!

— Завтра воскресенье, возможно, они условились с Валери… Я бы хотел, для начала, увидеться только с ним.

— Да-да, понимаю…

Филипп выглядел осунувшимся, бледным. Мадлен догадывалась, какое усилие пришлось ему сделать над собой, чтобы обратиться к ней с такой просьбой. Они вернулись к детям и больше до конца вечера о Жан-Марке не заговаривали.

Николя ушел около одиннадцати. Он жил теперь не у Алисии, а на рю Сен-Дидье, дожидаясь, пока Франсуаза сдаст квартиру. Они с Мадлен проводили его до двери, он выскочил на площадку и побежал вниз по лестнице, прыгая по ступенькам, как молодой козленок.

— Ты показала ему второе письмо Александра? — спросила Мадлен, заперев дверь.

— О Боже, конечно, нет! — воскликнула Франсуаза. — Он кинулся бы искать его по всему Парижу, чтобы объясниться! Нет, я только сказала, что Александр уехал, оставив записку в три строчки — ни объяснений, ни адреса.

Мадлен взглянула на племянницу с нежностью и сказала:

— Ты правильно поступила.

— Ну, а с Жан-Марком я была права?

— Тысячу раз права! Кстати, твой отец хочет, чтобы он пришел завтра обедать или ужинать — сюда, домой!

— О, Маду, это чудесно!

Мадлен обняла Франсуазу за плечи, и они вернулись в гостиную.

Разочарованная Мадлен медленно спускалась по лестнице с шестого этажа. Жан-Марка дома не оказалось, хотя она специально явилась рано утром. Возможно, он ушел за покупками? На всякий случай, она постучалась к консьержке и спросила, не видела ли та месье Эглетьера.

— Да-да, — подтвердила женщина, — за ним заехал на машине молодой человек. Они уехали всего десять минут назад.

— Он случайно не сказал, когда вернется?

— Увы, нет…

Мадлен достала из сумки блокнот, вырвала страничку, написала:

«Все устроилось, Жан-Марк! Твой отец ждет тебя сегодня к обеду или к ужину. Как только вернешься, позвони домой.

Маду».

— Не волнуйтесь, я обязательно передам ему записку! — пообещала консьержка, беря из рук Мадлен листок и два франка чаевых. — Месье Эглетьер всегда заходит спросить, есть ли для него сообщения, ведь телефон стоит в моей комнатушке!