Крушение
Шрифт:
Он снова указал на дверь «А».
– Пока проблем, тьфу-тьфу-тьфу, не возникало, только я все равно то и дело проверяю, как бы она ничего с собой не учудила. На ней та же одежда, в которой она к нам поступила, только обувь я у нее забрал подальше: тут вон гвозди в каблуках.
Из ящика стола Брахт извлек пару туфель – когда-то черных, теперь грязно-серых.
– Одно хорошо: палата для припадочных оборудована с умом. Так просто там ни обо что не ушибешься. Хотя…
– Спасибо, что пытаетесь держать ее в безопасности.
Улыбка возвратилась на его лицо.
– Мы
– Есть ли какие-то симптомы, которые мне следует учитывать?
– Да в общем-то, нет, не считая беспрерывного сна. Такое, видимо, наблюдается у острых. С выходом всей этой дурной энергии они обычно впадают в спячку. Она действительно поступила к нам в сильном возбуждении – рвалась из своих пут, скрипела зубами, так что я ожидал худшего. Ну а потом тихонько с ней заговорил, и она поуспокоилась, а там вскоре отключилась, как лампочка. Как будто ей нужно было всего лишь услышать человеческий голос.
– Во сколько примерно она прибыла?
– Вчера утром, около восьми. В шесть утра звонят мне из агентства. Жена у меня – она тоже медсестра – как раз собиралась на дежурство в Кайзер, ну а я должен был отвезти сына в подготовишку. И вот они мне говорят: «Кевин, мол, давай собирайся резко». Я им: «Вы чё, мол, с дуба рухнули?» И тут они называют мне ценник, по которому работать, и я тогда ноги в руки: «Сына, а ну рвем в подготовишку прямо сейчас!»
– Щедрое вознаграждение?
– В три раза выше обычной ставки, да еще и питание ресторанное. Только теперь есть ощущение, будто это меня упекли в темницу. Вы только гляньте: это же форменная одиночка! Хорошо хоть, вы тут мне в напарники подоспели.
– А питание – это которое навынос из ресторана?
– Вы здесь видели плиту или хотя бы микроволновку? Здесь вокруг полное смешение народов, кухня на любой вкус, и Цапля во всех таких местах держит открытые счета, что очень даже здорово. У меня может быть марокканская еда на обед, корейская на ужин; сегодня на завтрак, например, были свежие круассаны из пекарни. Я заказал еще и для мисс Чейз, но она всё проспала, и мне в итоге пришлось их выбросить: холодильника здесь нет, а кому нужно пищевое отравление? Если очнется и надумает, я добуду ей свежих. Мне, кстати, удалось влить в нее немного воды – вводил медленно, вливая сквозь губы. Процесс был долгий – вы же знаете, какими дряблыми они становятся после своего буйства; приходилось к тому же остерегаться, как бы ей не попало в дыхательное горло.
– Она пила без сопротивления?
– Сначала немного стонала, но я все говорил ей, что она в порядке, и вроде помогло. Мне подумалось, насыщение влагой пойдет ей на пользу.
– Все верно.
Похоже, медбрат воспринял это с облегчением.
– В какой-то момент мне приходится принимать решения самому. При обезвоживании единственным вариантом для нее была бы капельница, хотя, спрашивается, кому надо до такого доводить? И, кстати, вы здесь хоть где-нибудь видели приспособления
Я указал на шкаф с красным крестом.
– А там у вас что?
Кевин Брахт подошел и отодвинул металлическую дверцу. Помимо коробки с бинтами и пакета с резиновыми перчатками, там было шаром покати.
– Запаса медикаментов тоже нет? – спросил я.
– Даже аспирина. Все должно быть «под конкретного пациента»; то есть лечащий врач должен заказывать даже те препараты, что отпускаются без рецепта. К счастью, мисс Чейз поступила уже под медикаментозом, а фельдшеры оставили мне ее таблетки, они у меня в столе.
Подойдя к столу с другой стороны, он вынул из ящика флакон.
«Ативан, 3 мг, дважды в день».
– Вот. Фельдшер сказал, доктор в Рейвенсвуде предложил при возбуждении нарастить ей дозу в три раза, но мне все эти словесные указания из третьих рук как-то сомнительны.
– Доза чересчур большая, – рассудил я. – Два раза в день – и то серьезно. Пять лет назад она была довольно хрупкого сложения. Сейчас масса тела у нее прибавилась?
– Да нет, худышка. Может, потому и в себя до сих пор не приходит. Значит, этот медикамент свести к минимуму?
– Я – доктор не того профиля, чтобы на это отвечать. – Показал Кевину свою карточку.
– Психоло… Детский психолог? – изумился он. – А Цапля знает?
– Конечно, знает.
– Прошу простить, док, но… как так?
– Она выслуживается перед начальством, документируя лечение. А меня сюда зазвала, сказав, что меня спрашивала лично мисс Чейз. Ты что-нибудь такое слышал?
– Ни слога. Как она вообще вас разыскала?
– Пять лет назад я проводил оценку сына Зельды. Сейчас ему одиннадцать; мать, как видишь, не в себе, а Цапля заявляет, что в медицинской карте про мальчика не значилось ничего, кроме имени. Потому я и решил приехать.
– Дурдом какой-то…
– Согласен. Фельдшер, когда ее доставили, сообщил какую-нибудь информацию?
– Ничего, только лекарство передал.
Кевин подошел к Двери «А», отодвинул с глазка деревянную заслонку и, заглянув в комнату, скрестил пальцы.
– Все спит и спит.
Я подошел и сам приник глазом. Отверстие было небольшим и обзор ограничен, но в целом можно было разглядеть укрытый одеялом силуэт, ничком лежащий на простецкой кровати. Стены горчичного света, из окна на высоте струится дневной свет.
– Что будем делать, док? – спросил за спиной Кевин Брахт.
– Заходить.
Глава 7
Кевин Брахт отпер дверь и дал ключ мне. Переступив порог, я по возможности бесшумно прикрыл ее, но та все равно стукнула тяжело и гулко, по-тюремному. Сразу видно, что помещение для изоляции.
Фигура на кровати лежала лицом к стене, скрытая одеялом; наружу выбивалось лишь несколько беспорядочных прядей.
– Зельда? – осторожно подал я голос.