Крутая Тётушка
Шрифт:
Было что-то внушающее доверие в том, как она говорила.
— Я Превосходная акушерка, что означает, что я специализируюсь на родах Превосходных с высоким риском. Я занимаюсь этим уже двадцать лет.
— Кто-нибудь за это время умер? — спросила я.
Мама одарила меня своим грозным взглядом. Ну, а что делать, когда больше никто не спросит, а знать важно.
— Да, — ответила доктор Майер. — Из шестидесяти семи родов Превосходных Превосходными, я потеряла двух малышей и трех матерей.
Я вбила «средняя смертность в родах Превосходных
— Здесь говорится, что уровень смертности в таких родах составляет двадцать восемь процентов.
— Прекрати, — оборвала мама. — Или я выведу тебя вон.
— Они должны знать.
— А травмы новорожденных происходят в тридцати двух процентах случаев, — вздохнула Невада. — Я знаю. Мы с Коннором узнавали.
Вот как.
Невада повернулась к доктору.
— Спасибо, что помогаете мне.
— Я знаю, что вам страшно и это странное место для родов, но это самый безопасный способ для вас и вашего ребенка. Для нас это не в первый раз, мы уже делали это раньше. Доверьтесь нам. Мы хорошо о вас позаботимся.
— Почему здесь столько людей? — спросил Коннор.
— У нас на подхвате экстренная команда телекинетиков.
— В этом нет необходимости, — отрезал Коннор. — Я сам справлюсь.
— Отец не всегда наилучший вариант, — заметила доктор Майер.
— В этом случае, я наилучший вариант, — проинформировал ее Бич Мексики.
— Как скажете. — Доктор Майер взяла пульт и нажала на него. Несколько людей возникли на экране напротив кровати. — Это наши алкионы. Они здесь, чтобы успокоить вас и вашего ребенка. Они не могут вас видеть, они только чувствуют ваш разум. И они говорят мне, что вы их не впускаете.
Алкионы были псиониками наоборот. В то время, как псионики порождали эмоции выживания, вроде страха и злости, алкионы умиротворяли и успокаивали.
— Если вы позволите им изменить ваше настроение, это может все облегчить.
— Не думаю, что смогу, — ответила Невада.
Она защищала свой разум уже много лет. Щиты на нем были слишком плотными.
— Хорошо, — сказала доктор Майер. — Тогда мы обойдемся без них или телекинетиков. Единственные люди, которые вас видят — в этой комнате. Видеозапись не ведется. Если в какой-то момент вы захотите, чтобы кто-то ушел, скажите мне, и он уйдет.
Десять минут спустя мы узнали две вещи. Во-первых, у Невады было почти полное раскрытие, что было чем-то вроде адского термина, о котором я и думать не хотела. Во-вторых, все будет без обезболивающих. Судя по всему, у моей сестры были стальные нервы, потому что начались схватки, и она держала это при себе, а теперь было уже слишком поздно для эпидуральной анестезии.
Они поставили Неваде капельницу, надели на руку браслет для измерения давления, и прикрепили на ее живот датчик монитора сердцебиения плода. Сестра выглядела немного растерянно. Невада никогда не выглядела растерянной. Она всегда держала все под контролем, даже если это было не так.
Я
— Если ты будешь тужиться слишком сильно и малыш вылетит оттуда, как пушечное ядро — обещаю, я его поймаю.
Она улыбнулась мне, но в ее глазах остался загнанный взгляд.
Медсестры все уладили. Доктор снова осмотрел ее. А потом Невада начала тужиться. Мама взяла ее за руку. На каждую потугу приходилось три толчка. Ей надо было тужиться на счет десять, а затем расслабляться. Тужиться и расслабляться.
Это все продолжалось и продолжалось. В какой-то момент я решила поиграть на телефоне.
Мы провели там почти два часа, когда Невада схватила Коннора за руку и закричала, а телевизионный экран треснул. Осколки разлетелись в стороны, зависли в воздухе и аккуратно осыпались в пластиковую корзину.
— Я рядом, — пообещал ей Коннор. — Я рядом.
Доктор проверила Неваду.
— У нас показалась головка. Опустите кровать для родов.
Медсестра помогла Неваде положить ноги на опоры для ног, и нижняя половина кровати соскользнула вниз. Доктор Майер надела халат и перчатки и устроилась между ног Невады. Я не хотела смотреть.
Кровать дернулась в сторону и осторожно встала на место.
Невада зарычала.
— Возможно, алкионы… — заговорила одна из медсестер.
— На хер ваших алкионов, — прорычала сестра.
— Вы прекрасно справляетесь, — заверила ее доктор Майер. — И еще раз тужимся.
Невада напряглась и расслабилась. Монитор плода издал тихий звук.
— Почему у ребенка учащается сердцебиение? — резко спросила сестра.
— Это нормально, — сказала ей доктор Майер. — Ускоренное сердцебиение означает счастливого малыша. Сердечный ритм замедляется и ускоряется во время родов, но все, что я вижу, находится в пределах нормы. Сохраняйте спокойствие.
Неваду снова охватила сватка. Эмбриональное приспособление запищало. Медицинский монитор оторвался от стены и полетел ко мне, застыв в трех футах от моей головы. Он завис там на секунду, а затем полетел в мусорное ведро.
Комната превратилась в сцену из фильма ужасов. Невада кричала, фетальный монитор сходил с ума, повсюду летали предметы, взрывалось оборудование, а мой зять стоял посреди всего этого хаоса, ловил вещи силой мысли и держал Неваду за правую руку, в то время как мама держала ее за левую, а доктор продолжала уверять мою сестру, что все идет по плану.
Я спряталась за кроватью, возле мамы. Мне показалось это самым безопасным местом.
Все продолжалось и продолжалось.
Я украдкой выглянула. Невада обливалась потом. Она дышала так, словно пробежала марафон. Лицо Коннора стало бескровным, и я не могла сказать, был ли он измучен или взволнован.
Невада встретила мой взгляд.
— Ты прекрасно справляешься, — пискнула я.
По потолку над нами побежали трещинки.
Пусть это все закончится. Пожалуйста, пусть это все закончится. Пожалуйста, пусть со всеми все будет в порядке.