Крутая волна
Шрифт:
Почему-то Пупыркин его развеселил.
— Вот бестия, и тут утверждается.
— Вы его знаете?
— Встречал. Раньше, еще в университете. Мы вместе учились, правда недолго. На втором курсе меня посадили в тюрьму за распространение революционных прокламаций среди студентов.
— Вы, значит, и в тюрьме сидели? — удивилась Ирина.
— Приходилось. — Он сказал об этом просто, как о само собой разумеющемся. Ирина вспомнила Егора Шумова. «Ну тот сидел за убийство. Хлюст сидел за грабежи. Что у них общего с
— Что странно? — не понял Василий.
— Да вот то, что вы — и вдруг в тюрьме.
— Ничего странного нет, все закономерно.
— Да, конечно, вы ведь против власти шли. А не страшно было?
— Нет.
— А я вот трусливая. Знаете, когда Хлюст начал ко мне приставать, я чуть не умерла со страху.
Ирина неожиданно для себя рассказала, что испытывала тогда, как возненавидела все плотское, рассказала без всякого стыда, потому что ей давно хотелось об этом кому-то рассказать, а все было некому, а вот этот Федоров, ни о чем не спрашивая, заставляет ее говорить ему все. Что- то в нем располагает к доверию. Вот и сейчас он даже не стал спрашивать, чем это кончилось, хотя она могла бы сказать, потому что для нее это кончилось все-таки хорошо.
— Вас никогда не пугала ваша импульсивность? — только и спросил он.
— А вас?
— Ну, меня это не пугает… — Он вдруг умолк, испытующе посмотрел на нее. — Почему вы об этом спросили?
— Потому что вы мне нравитесь, — вдруг призналась она как-то вызывающе.
Она боялась, что Федоров тут же расхохочется, как при упоминании о Пупыркине, но он вдруг нахмурился, помолчал и решительно, тоже с вызовом заявил:
— А я вот возьму да и женюсь на вас!
Ее это почему-то обозлило, она резко сказала:
— Я не люблю таких шуток!
— Я тоже. Или вы шутили?
Она смутилась, на нее вдруг напала слабость, она присела на ступеньку и откровенно призналась:
— Не знаю… Наверное, не шутила Я не знаю, что со мной происходит..
— Вот и я не шучу, — тихо сказал Федоров и опустился рядом с ней. — Может, это выглядит нелепо, но мне захотелось жениться на вас.
— Но ведь вы же меня совсем не знаете.
— Чтобы узнать вкус морской воды, не обязательно выпить все море. Вы меня сразу… как кипятком ошпарили.
— Я не верю в любовь с первого взгляда… — начала было Ирина и тут же оборвала себя: «Господи, какая банальность!» Она презирала себя и за то, что у нее вырвалась эта фраза, и за то, что она первая призналась в том, что Василий ей понравился. Тоже как кипятком обжег. «А ведь верю, верю я в любовь с первого взгляда!» — хотелось ей опровергнуть себя же, но она сконфуженно молчала.
Василий тоже молчал. Потом вдруг потребовал:
— Посмотрите на меня.
Ирина покорно повернулась к нему. Уже светало, где-то занималась заря, она окровавила крыши домов и окна верхних этажей,
— Господи! Хорошо-то как!
А он сидел молча, кажется, даже не дышал, опасаясь каким-нибудь неосторожным движением спугнуть это наваждение. И лишь потом, постепепенно осознав, что это не наваждение, точно желая еще раз убедиться в этом, робко дотронулся до нее рукой. Она вздрогнула от его прикосновения, напряглась и тут же успокоилась, и тоже осторожно коснулась рукой его плеча, потом подняла голову.
Он увидел в ее глазах блики утренней зари и потянулся к ним пересохшими неутоленными губами. _
Судьба опять свела Гордея с Василием: Федорова назначили на «Марат» помощником комиссара.
После возвращения из Гельсингфорса Гордей не был в Кронштадте и теперь с грустью оглядывал его запустевшие гавани, уныло застывшие заброшенные корабли, ржаво рыжевшие облупившейся краской громады корпусов, обвисло поникшие на рангоутах нити такелажа, зазеленевшую медь корабельных рынд и поручней, некогда ослепительно сверкавших на солнце. Из гавани начисто выдуло даже запах сгоревшего угля, лишь со леный ветер, тянувший с веста, беспрепятственно гулял в снастях, забирался в опустевшие, утробы кораблей и глухо погудывал там, как чревовещатель в цирке.
— Ничего, ребята, будет флот. Своими руками восстановим, — сказал матрос в бескозырке с поблекшей на ленточке надписью «Громовой», обращаясь к столпившимся на палубе молодым парням.
И Гордей понял, что парни идут служить на корабли Балтфлота. По предложению Ленина, Десятый съезд партии принял решение о возрождении и укреплении Красного Флота. Ребров перед отъездом сообщил, что Кронштадский судоремонтный завод уже начал работать на полную мощность, что на корабли возвращаются опытные моряки, в годы гражданской войны сражавшиеся на сухопутном фронте, что сейчас за восстановление флота взялся комсомол.
— Строить новые корабли нам пока не по карману, — говорил Ребров. — Но недалек день, когда мы и за это дело примемся.
Линейный корабль «Марат», прежде называвшийся «Петропавловском», был знаком Гордею еще до революции, а особенно по Ледовому переходу, но и сейчас Гордея поразила его громадность. Он с гордостью окинул взглядом его широченную палубу с вросшими в нее надстройками и могучими башнями с двенадцатидюймовыми орудиями, в жерла которых мог свободно влезть человек.