Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса
Шрифт:
Выдача денег банкам обходится бюджету довольно дорого и, возможно, противоречит тем заявлениям, которые выдавал Обама, когда баллотировался на должность президента. В то время он не говорил, что собирается стать врачом «Скорой помощи» и лечить банковскую систему именно таким образом. Билл Клинтон в значительной степени пожертвовал своими президентскими амбициями, когда занялся сокращением дефицита бюджета. Обама рискует в той же мере, решая менее привлекательную задачу — провести рекапитализацию банков, в результате чего они смогут вернуться к прежнему здоровому состоянию и вновь вести себя так же безрассудно, как они делали это ранее, в очередной раз порождая огромные проблемы в экономике.
Ставка Обамы на продолжение курса по оказанию помощи банкам, курса, который начала администрация Буша, по своей природе была многомерной. Если экономический спад окажется более глубоким или более
Обама скоро узнает, что его новые друзья, связанные с ним финансовыми интересами, на самом деле не являются надежными союзниками. Они примут миллиарды, выделяемые им в помощь и поддержку, но, если Обама хотя бы намекнет, что он, возможно, согласен с критикой в адрес основных американских финансовых игроков, получающих необоснованно большие объемы финансовой помощи, на него тут же обрушится их гнев. Если же Обама не выступит с подобной критикой, он, скорее всего, потеряет контакт с простыми американцами и не будет чувствовать, насколько неохотно они расстаются с деньгами, направляемыми банкирам.
Учитывая допущенные банкирами грубые нарушения, которые так дорого обомнись американцам, вряд ли кто-то удивился бы, если бы на финансовый сектор обрушился поток брани, но на самом деле эмоции оказались направлены совсем в другую сторону. Законопроект, в котором предусматривалось ограничение размеров вознаграждения высшего руководства тех банков, которые получили от правительства деньги для выхода из кризиса,12 стали называть одним из «Нюрнбергских законов». Председатель совета директоров Citigroup заявил, что часть вины за случившееся лежит на каждом, но «для нашей культуры важнее найти злодея и сделать его козлом отпущения»13.
Ярый сторонник программы TARP пошел еще дальше и заявил, что низложение банкиров Америки происходило «быстрее и жестче, чем во времена Мао, когда в китайских деревнях устраивали гонения на интеллигентов»14. Не было никаких сомнений: на этот раз мучители чувствовали себя мучениками.
Поскольку Обаму действительно резко критиковали из-за огромных бонусов, выплачиваемых руководящему составу банков, неудивительно, что он избегал четких формулировок по поводу того, каким должен стать финансовый сектор после кризиса. Банки стали не только слишком большими, чтобы позволить им рухнуть, но и слишком политически сильными, чтобы их деятельность кто-то посмел ограничивать. Но если какие-то банки настолько велики, что нельзя допустить их крушения, то почему мы позволили им стать столь крупными? Американцы должны иметь систему электронных денежных расчетов двадцать первого века с настолько низкими операционными издержками, которых только позволяет добиться современная техника, и никакие оправдания того, почему американские банки неспособны предоставить своим клиентам новые технологии работы, не должны приниматься. У Америки должна быть как минимум такая же хорошая ипотечная система, как в Дании и некоторых других странах, но ее нет. Почему тем финансовым институтам, которые были спасены за счет американских налогоплательщиков,
Выше я уже упоминал об относящейся к временам президентства Клинтона резкой реакции некоторых членов кабинета, тех, кто придумал назвать миллиарды долларов субсидий, предоставляемых богатейшим компаниям Америки, «обеспечением корпоративного благосостояния», на те взгляды, что выражали я и Роберт Райх. Они обвиняли нас в том, что мы способствуем разжиганию классовой борьбы. Если уж наши спокойные попытки обуздать то, что с высоты сегодняшнего дня кажется небольшими эксцессами, воспринимались так резко и получали столь решительный отпор, какой реакции можно ожидать при прямой атаке на беспрецедентную перекачку денег финансовому сектору Америки?
Дежавю
Когда Соединенные Штаты оказались в состоянии кризиса, я выказывал свое беспокойство по поводу того, что у нас все может пойти по тому же сценарию, который я так часто видел в развивающихся странах. Банкиры, чьи действия в значительной степени способствовали усилению проблемы, пользуются возникшей паникой, чтобы осуществить перераспределение богатства — взять побольше из общего кошелька, государственной казны и пополнить свои закрома. В каждом таком случае налогоплательщикам говорили, что, если они хотят восстановления экономики, правительству придется провести рекапитализацию банков. Во время этих предыдущих кризисов правительства предоставляли своим банкам миллиарды долларов, которые раздавались под ласкающие слух и сердце заявления, и через какое-то время экономика восстанавливалась. (Каждый кризис когда–ни- будь заканчивается, но во многих случаях неясно, способствуют ли указанные меры по спасению восстановлению, или они лишь замедляют этот процесс15.) После восстановления благодарная страна вздыхает с облегчением, но при этом уделяет мало внимания тому, что происходило за кулисами процесса. Стоимость спасения банков Мексики в 1994—1997 годах, по оценкам, составила 15% ВВП, но значительная часть этой помощи отправилась в карманы владельцев банков16. Несмотря на огромные вливания капитала, банки фактически не возобновили кредитование, а сократившееся предложение кредитов привело к тому, что в течение следующего десятилетия экономический рост в Мексике был очень медленным. Через десять лет после того кризиса заработная плата мексиканских рабочих с учетом инфляции так и не достигла прежнего уровня, а социальное неравенство в стране стало еще более сильным17.
Подобно тому как мексиканский кризис лишь незначительно ослабил политический вес мексиканских банкиров, кризис в США не ограничил влияние финансового сектора. Возможно, банки и понесли некоторые финансовые потери, но их политический капитал чудесным образом сохранился. Финансовые рынки по–прежнему являлись самым мощным рычагом для проводимой в США политики, особенно в сфере экономики. Их влияние было как прямым, так и косвенным.
За последнее десятилетие фирмы, действующие на финансовых рынках, в ходе избирательных кампаний внесли сотни миллионов долларов в кассы обеих политических партий18.
Эти вложения принесли им отличную отдачу: эффективность этих политических вложений оказалась намного выше той, что достигается в тех областях, где эти фирмы считаются экспертами, инвестировании и предоставлении займов. Первые дивиденды от своих вложений они получили благодаря процессу дерегулирования. Но еще более внушительный урожай они собрали в ходе оказания им масштабной правительственной помощи по выводу из кризиса. При этом я уверен, что они рассчитывают получить еще более высокий доход от этих своих «инвестиций» в виде недопущения возврата к регулированию.
Принятию новых инициатив, связанных с регулированием, мешала и активная деятельность банковского лобби в Вашингтоне и Нью–Йорке. Чтобы повлиять на формулировки правил, разрабатываемых для их отрасли, они пригласили ряд должностных лиц, имеющих прямые или косвенные связи с финансовой индустрией. Если должностные лица, которые несут ответственность за разработку политики в финансовом секторе, сами пришли из финансового сектора, вряд ли можно ожидать, что они будут выступать за варианты законопроектов, в значительной степени отличающиеся от тех, которые хотел бы получить финансовый сектор, не так ли? Те должностные лица, чьи судьбы или возможности по трудоустройству в будущем зависят от показателей деятельности банков, скорее всего будут исходить из принципа: что хорошо для Уолл–стрит, то хорошо и для Америки19.