Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса
Шрифт:
Отсутствие у Америки щедрости в оказании помощи развивающимся странам заслуживает особого упоминания, поскольку такая политика потенциально является дорогостоящей. Даже до кризиса Америка была одной из самых скупых промышленно развитых стран по объему оказываемой помощи; в процентах национального дохода она выделяет менее четверти суммы, предоставляемой лидирующими странами Европы12.
А ведь глобальный кризис начался именно в США. Америка беспрестанно читала нотации другим странам о том, что следует ответственно подходить к своим действиям, но в этом случае, как сложилось впечатление, она взяла на себя лишь небольшую ответственность за то, что навязывала другим правила, из-за которых они так легко подцепили заразную болезнь, возникшую в Соединенных Штатах, за ведение своей протекционистской политики или за то, что именно она в первую очередь виновата в создании нынешнего глобального хаоса13.
Глобальное регулирование
Дерегулирование в этом кризисе сыграло центральную роль, и поэтому для предотвращения нового кризиса и восстановления доверия к банкам необходимо
Неудивительно, что, казалось бы, самые сильные меры, принятые Большой двадцаткой, были направлены против стран, которые не участвовали в указанной встрече, так называемых отказывающихся от сотрудничества государств, вроде Каймановых островов, которые уже в течение многих лет предоставляют заинтересованным лицам возможности для уклонения от налоговых и регулирующих положений. Их существование не является случайно обнаруженной лазейкой. Богатые американцы и европейцы, а также банки, представляющие их интересы, хотели иметь безопасную гавань, где они не будут подвергаться тотальному финансовому контролю, с которым они сталкиваются у себя на родине, а регулирующие органы и законодатели позволили им получить такую возможность. Требования о том, чтобы Большая двадцатка прикрыла подобные налоговые убежища, хотя и являются шагом в правильном направлении, но были достаточно легковесными, и Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) почти мгновенно удалила все эти офшоры из своего черного списка14.
Без регулярного обмена полной информацией налоговые органы в конкретной стране не знают, что или кто избегает попадания в их сеть. Но перед развивающимися странами стоит еще более важная проблема — коррупция. Коррумпированные диктаторы сбежали из своих стран с миллиардами долларов, которые они положили на счета не только в офшорных банках, но и в некоторых крупнейших финансовых центрах мира, включая Лондон. Развивающиеся страны справедливо осуждаются за то, что они не борются с коррупцией более активно, но следует, и это будет справедливо, высказать критику и в адрес промышленно развитых стран за их содействие коррупции: они предоставляют убежища коррумпированным чиновникам и открывают секретные банковские счета для их денег. Даже если каким-то образом такие деньги удается обнаружить, при попытке их вернуть туда, откуда они были вывезены, часто возникают большие сложности. Однако все эти проблемы касались развивающихся стран, которые не были представлены на встрече Большой двадцатки, и поэтому неудивительно, что G-20 на своей первой встрече ничего не сделала для изменения ситуации, сложившейся в этих государствах15.
В предыдущих главах я изложил вопросы, связанные с новым режимом регулирования. И хотя члены Большой двадцатки по крайней мере на словах заявили о своей озабоченности некоторыми из этих ключевых вопросов (кредитное плечо, прозрачность), на своих первых встречах они явно избегали затрагивать наиболее важные из них: что делать с оказавшимися в эпицентре кризиса политически влиятельными и слишком крупными для краха финансовыми институтами или с либерализацией финансовых рынков, которая помогла распространению этого кризиса, а также с тем фактом, что некоторые ведущие страны сделали все возможное, чтобы способствовать развитию этого кризиса. Но некоторые страны, в частности Франция, все же настойчиво поднимали некоторые острые темы, в том числе связанные с избыточными компенсационными схемами, которые поощряют участников рынка вести себя недальновидно и идти на чрезмерно высокие риски. Однако ответ Большой двадцатки на предложения об усилении регулирования прежде всего вызывает разочарование по той причине, что для продвижения вперед 020 решила вновь опереться на те же самые институты, которые в прошлом уже доказали свою несостоятельность.
В работе Форума, посвященного финансовой стабильности, приняли участие руководители финансовых органов примерно десяти ведущих про- мышленно развитых стран, которые приехали, чтобы обсуждение вопросов регулирования, надзора и наблюдения за финансовыми учреждениями было более плодотворным, а сотрудничество — более тесным. Этот форум, который стал проводиться после кризиса в Восточной Азии, возник в результате решения, принятого на встрече министров финансов и председателей центральных банков Большой семерки (G-7), и главной его целью было не допустить повторения столь серьезного кризиса. Решить эту задачу, очевидно, не удалось, но эту неудачу вряд ли следует воспринимать как сюрприз. Использовавшаяся при этом концепция была пропитана идеями все той же философии дерегулирования, которая привела к предыдущему кризису, а теперь и к нынешнему. Однако на встрече Большой двадцатки вопрос о том, почему форум не смог обеспечить желаемую стабильность, не задавался.
Потеря веры в капитализм в американском стиле
В Соединенных Штатах назвать человека социалистом равносильно нанесению удара по больному месту. Фанатики со стороны правых пытались очернить Обаму и приклеить ему этикетку социалиста, в то время как левые критикуют его за чрезмерную сдержанность. Однако в большей части земного шара борьба между капитализмом и социализмом, или, по крайней мере, тем, что многие американцы считают социализмом, по–прежнему ведется достаточно активно. В большинстве стран мира люди считают, что их правительство должно играть более значительную роль в экономике по сравнению с ситуацией, сложившейся в Соединенных Штатах. В нынешнем экономическом кризисе победителей, скорее всего, не будет, зато уже есть проигравшие, и одним из наиболее пострадавших является капитализм в американском стиле, который в значительной степени потерял прежнюю поддержку. Последствия кризиса, которые могут быть ощутимы еще в течение долгого времени, скажутся и на содержании экономической и политической дискуссии, проводимой в глобальных масштабах.
Падение Берлинской стены в 1989 году ознаменовало конец коммунизма как жизнеспособной идеи. Проблемы коммунизма проявлялись на протяжении десятилетий, а после 1989 года стало трудно найти хотя бы несколько слов в его защиту. В течение какого-то времени казалось, что крах коммунизма означает уверенную победу капитализма, особенно в его американской форме. Фрэнсис Фукуяма в начале 1990–х зашел в своих выводах настолько далеко, что объявил о «конце истории» и о том, что капитализм с демократическим рынком будет заключительным этапом развития общества. Исходя из этого, он заявил, что теперь все человечество неизбежно будет двигаться только в этом направлении16. Но на самом деле историки будущего будут считать двадцатилетний отрезок, начавшийся в 1989 году, лишь коротким периодом американского триумфа.
15 сентября 2008 года, день, когда рухнул Lehman Brothers, может стать таким же символом краха рыночного фундаментализма (проповедующего идею о том, что свободные рынки могут сами по себе обеспечить экономическое процветание и рост), каким для краха коммунизма является падение Берлинской стены. Проблемы, присущие этой идеологии, были известны задолго до наступления этой даты, но после нее уже никто не мог безоговорчно выступать с ее защитой. После коллапса, охватившего крупные банки и финансовые дома, а также последующих экономических потрясений и хаотических попыток спасения период американского триумфа закончился. То же самое можно сказать и по поводу «рыночного фундаментализма». Сегодня лишь фанаты этой идеи (в том числе многие американские консерваторы и намного меньшее число сторонников этой концепции в развивающихся странах) берутся утверждать, что рынок является саморегулирующейся системой и что общество может полагаться на то, что поведение участников рынка, руководствующихся собственными интересами, обеспечит справедливость и правильную работу в этой системе, не говоря уже о том, что она будет полезна для всех. Экономические дебаты приобретают особую значимость в развивающихся странах. Хотя мы на Западе предпочитаем, как правило, об этом забывать, 190 лет назад почти 60% мирового ВВП приходилось на Азию. Но потом, довольно неожиданно, в результате колониальной эксплуатации и несправедливых торговых соглашений в сочетании с технологической революцией в Европе и Америке развивающиеся страны остались далеко позади, итогом чего стал тот факт, что к в 1950 году на долю стран Азии приходилось менее 18% мирового ВВП17. В середине девятнадцатого века Великобритания и Франция фактически вели войны с Китаем, чтобы заставить эту страну оставаться открытой для мировой торговли. Эти войны получили название опиумных, поскольку они были направлены на то, чтобы Китай не закрывал свои границы для поставок опиума с Запада: Запад в то время мало что мог предложить для продажи Китаю, разве только наркотики, и поэтому он хотел получить возможность продажи их на китайском рынке, несмотря на то что побочным результатом этого стало широкое распространение наркомании. Это была первая из предпринятых Западом попыток решить проблемы своего платежного баланса.
Колониализм оставил после себя в развивающихся странах разное наследие, но одним из очевидных результатов было сложившееся у местного населения мнение о том, что их жестоко эксплуатировали. Для многих вновь появившихся лидеров марксистская теория стала объяснением пережитого их странами горького опыта: в ней заявлялось, что фактически основой капиталистической системы является эксплуатация. Политическая независимость, которую после Второй мировой войны получили множество колоний, не привела к прекращению экономического колониализма. Было совершенно очевидно, что в некоторых регионах, например в Африке, эксплуатация сохраняется в виде грабительской добычи природных ресурсов и варварского истребления окружающей среды, за что местному населению платились жалкие гроши. В других местах ситуация была более сложной. Во многих частях мира глобальные институты, такие как Международный валютный фонд и Всемирный банк, стали рассматриваться как инструменты постколониального контроля со стороны Запада. Эти институты активно проталкивали идею рыночного фундаментализма (в виде «неолиберализма», как его часто называли), которую американцы идеализировали и описывали как господство «свободных и беспрепятственно действующих рынков». Они настаивали на дерегулировании финансового сектора, проведении приватизации и либерализации торговли.