Крутое время
Шрифт:
— Я онбасы!
Казалось, ударили по пустой ступе — все вздрогнули от его голоса.
Как бы не веря, Аблаев взглянул на него и сказал неуверенно.
— Что за безобразие, онбасы! Этот джигит… из твоей десятки?
Чувствуя, что Аблаев струсил, Нурум сдержал себя. Если бы офицер еще раз повторил свой приказ, Нурум тут же связал бы его самого.
— Нет, он не из моей десятки… Однако, не скажите ли вы, офицер-мирза, з чем он провинился? — спросил Нурум как можно вежливей. — Почему вы считаете его сволочью? Он среди нас самый тихий, мирный джигит, никогда никого не обижал, делится последним куском со своими друзьями.
Аблаев пришел
— Здесь не место перечислять все его преступления, онбасы, да и закон не разрешает. Ты помоги мне исполнить приказ правительства. Я должен арестовать Баранова. Так приказал полковник султан Гарун. Приказываю: обыщи его! Есть ли при нем оружие?
Нурум вспомнил, что Аблаев по приказу султана Гаруна также приезжал арестовать Хакима, забрал прямо на сенокосе учителя Калена, измывался над всем аулом. «Встретился наконец мне, голубчик!» — злорадно подумал Нурум. Он покосился на наган офицера и поморщился.
— Вы оставьте эту штучку в покое, мирза, джигиты не особенно уважают такие игрушки. И в аулах ею размахивают, людей пугают, и здесь. Вон тот мирза Маймаков тоже не раз пытался палить…
— Ты, онбасы, не морочь мне голову побасенками, выполняй приказ. Обыщи Баракова!
— Не надо его трогать, он хороший джигит.
— Молчать! Как твоя фамилия?
— А зачем тебе, мирза добрый, моя фамилия? Джигиты хотят знать, в чем провинился Бараков! Кроме того, до нас доходят слухи, будто нас отправляют к казакам за Уральск. Верно?
— Молчать, не твоего ума дело!
— Я спрашиваю у вас, мирза, а не у себя!
— Я тебя в Сибирь загоню за такие слова…
— Значит, вы хотите арестовать Жолмукана? — скрипнув зубами, спросил Нурум.
— Место бунтовщика — в тюрьме. Другого места для него нет.
— Ах, вон ка-а-а-ак… — протянул Нурум, бледнея. — Значит, ты хочешь поступить с ним, как с Каримгали?!
Длинными руками Нурум схватил Аблаева за ворот, тряхнул его, швырнул от себя, а Жолмукан пнул офицера ногой в живот.
— Вяжите! — сказал Нурум обступившим джигитам, — Пусть узнает, каково быть связанным по рукам и ногам!
Несколько джигитов набросились на Аблаева, придавили его коленями, другие чуть не раздавили Маймакова, извивавшегося на полу, точно червь.
— Ой-бай, а третий удрал…
— Держите его! — победно загалдели в казарме.
Но третий солдат исчез в суматохе, и о нем, пошумев немного, забыли.
— Может быть, эту собаку привязать к двери, пусть сторожит? Как вы думаете? — спросил Жолмукан, указывая на связанного Аблаева.
— Убить его надо, — сказал кто-то сзади, за спинами.
Никто не стал выяснять, кто это сказал, но все как-то потупились, почувствовав жестокость такой кары. Некоторое время стояла тяжелая тишина. Первым ее нарушил Жолмукан.
— Слушай, певец, говорят, один казах, хорошенько отхлестав своего бодливого быка, сказал: «Катись, пучеглазый! И впредь будь осторожен, знай, с кем имеешь дело!» Может быть, с этой шавкой сделаем то же. Пусть прижмет свой хвост и уходит восвояси. А? — спросил Жолмукан хмуро молчавшего Нурума.
В разговор вклинился рыжий джигит, который предлагал Жолмукану поменяться местами.
— Убить надо было Кириллова, но Мамбет подарил ему жизнь. Правильно говорит Жолмукан. Надо знать меру. Аблай не сам все затеял,
— Верно, надо было прибить Кириллова. Это он устроил суд. Чтоб он корчился в аду, подлец, за невинно пролитую кровь Каримгали! — поддержал рыжего еще один из джигитов.
8
Искаженное «начальник».
— Эй, джигиты, а где Мамбет? Вот бы с кем посоветоваться!
— Я бы тоже хотел увидеть его, но где его сыщещь? Мамбет уже не вернется… — со вздохом произнес Нурум и обратился к Жолмукану — Мне надо срочно сходить к родственникам. А с офицером что хочешь, то и делай. Хочешь — привяжи к двери. Не хочешь мараться из-за этой собаки — отпусти.
Нурум вышел из казармы, а Жолмукан сразу же после ухода товарища развязал Аблаева.
Ораз проснулся, поднял голову и, выглянув в маленькое окошко, прислушался. Сегодня он допоздна сидел в канцелярии над снабженческими документами и вернулся на квартиру, когда город уже спал. Сейчас Ораз не мог сразу определить, который час и скоро ли утро. На улице было совершенно темно, луна еще не взошла. Зыбкое мерцание редких фонарей на большой улице ничуть не освещало комнату; казалось, лачуга портного нарочно запряталась в ночной темени подальше от чужих глаз. До рези в глазах всматривался Ораз в темень, но ничего не увидел и не услышал ни единого шороха. Только в передней, возле печки, зашевелился вдруг хозяин дома. В темноте он поискал свои кебисы, не нашел и босиком пошлепал к двери. Ораз отчетливо слышал его шаги. «До ветру понадобилось хозяину», — подумал Ораз, но тут в дверь тихо постучали.
— Кто? — шепотом спросил портной, боясь разбудить жену и ребенка.
— Это дом Жарке?
— Да. Кто это?
— Откройте дверь, дело есть…
Портной отошел от двери, принялся зажигать лампу. Ораз слышал, как он шарил руками возле печки, чиркнул спичкой. «Кто там пришел?»— недоуменно подумал Ораз, но, не найдя ответа, снова улегся, чутко прислушиваясь К каждому шороху в прихожей.
От лампы-пятилинейки без пузыря потянулась к потолку тонкая струйка дыма. Потом желтоватое пятно на потолке поплыло к двери. Из-за печки Ораз не видел самого портного, его уродливая тень дрожала на потолке, ночного гостя Ораз тоже не разглядел. Нежданный пришелец вошел на кухню, поздоровался молодым высоким голосом. Возможно, путник не хотел разбудить спящих, возможно, он пришел с опасным и тайным поручением, поэтому говорил приглушенно:
— Простите за беспокойство. Я — от моего друга Га-лиаскарова. По его рассказу разыскал ваш дом.
Хозяин не стал больше ни о чем спрашивать.
— Хорошо… Очень хорошо. Вы одни? Как Галиаскар, жив-здоров? Сколько времени уже прошло… — пробормотал портной.
Ораз приподнял голову. «Галиаскар?.. Кто может прийти от Галиаскара?» Он быстро натянул брюки и посмотрел поверх печи на гостя. Узнав Капи, Ораз от радости чуть не вскрикнул «агай!», но сдержался, чтобы не выдать себя перед хозяином. Будто ничего не слышал, не видел, он снова улегся в постель. В передней тихо разговаривали.