Крутое время
Шрифт:
Никто в казармах не знал, где находятся Батырбек и Орак. Говорили, что за порядок в казарме отвечают онбасы, но и те отправились в столовую.
День уже клонился к вечеру. «Может быть, пойти домой? В такой суматохе и отдохнуть-то не удастся. Или зайти в тюрьму, попытаться поговорить с Мендигереем?..»— раздумывал Ораз. Но тут откуда-то появился Батырбек, а следом за ним из-за угла казармы выскочила группа конных, и один из них, по-видимому командир, с ходу закричал:
— Пятнадцать человек живо на коней и следуйте за Батырбеком!
Это был Орак.
Батырбек взглянул на писаря и спохватился:
— Ойбай-ау, ты что здесь делаешь? Где твой конь?
— Калеке на нем уехал, — ответил Ораз, оскорбленный тем, что остался пешим.
— Беги в конюшню! Бери любого коня и поезжай за мной!
Не чуя ног, Ораз побежал к конюшне.
— Сейчас мы освободим заключенных. Ты знаешь, кто приехал громить тюрьму? Сам Мамбет! — сообщил Батырбек скакавшему рядом Оразу.
Ораз молчал, усердно подгоняя полкового коня, которого заполучил так легко. Он не сомневался в том, что в этакой кутерьме без Мамбета не обойтись.
Ворота тюрьмы уже были открыты. Отряд конных солдат с большой группой освобожденных потянулся к интендантству. Батырбек подъехал к Мамбету.
— Интересно, есть ли там интендант Калыбай, или он удрал? — спросил Мамбет.
— Интенданта нет, но там дежурит наш джигит, Жунусов, — ответил Батырбек. Мамбет сразу насторожился:
— Какой Жунусов?
— Певец Нурум. Его фамилия — Жунусов.
— А, знаю. Чумазый певец.
Дальше говорить было некогда. Ораз восхищенно подумал: «Ну и Мамбет! Какая осанка! А сила! Одной камчой двоих запросто прибьет».
— Сколько вас человек? — спросил Мамбет у освобожденных.
— На перекличке было шестьдесят восемь. Сейчас, должно быть, меньше, — ответил кто-то в старой военной форме, выступив вперед.
— А почему меньше?
— Некоторые убежали…
— А, ну и пусть бегут. Сейчас вам каждому выдадут шинель и сапоги. Если есть желающие вступить в солдаты, дадим оружие, коня, седло. Понятно? — громко спросил
Мамбет.
— Поняли!
— Ну и хорошо, если поняли. Кто надумал вступить в дружину — выходи вперед!
Первым шагнул тот, что был в военной форме, за ним — еще пятеро джигитов в гимнастерках без погон, пуговиц и ремня.
— Мы с вами, Мамбет-ага, — в один голос заявили они.
— Жунусов, выдай им новые шинели, сапоги, седла, — приказал Мамбет.
— Хорошо, Маке, — с радостью откликнулся Нурум. — Наконец-то встретились, Маке…
Он подал знак своим джигитам, те бросились в склад за новыми шинелями и сапогами.
— Если вступить в дружину, то и коня с седлом дадут?
— Не только коня с седлом, но еще и ружье, и шашку, и вдобавок порох.
— А что, если и мы запишемся?
— За Мамбетом пойдешь?
— Даром пропадешь — хочешь сказать?
— Нет, но…
— А ты запишись, чего тебе терять? — переговаривались
— Ладно, вижу, не быть вам солдатами. Отправляйтесь лучше в аулы и наденьте узду на мерзавцев-старшин. Напоследок выберете себе по шинели и по паре сапог.
— Дают — бери, говорят. Нужный камень не тяжел. Спасибо, родной, — обрадовались шаруа, поспешно выбирая из кучи шинели и сапоги.
Джигит в военной форме скользнул голодным взглядом вдоль склада и, глянув на большой купеческий дом рядом, спросил Нурума:
— Ага, не найдется ли там чего-нибудь поесть?
Нурум, с тех пор как вступил в дружину, еще не ел досыта и сейчас искренне пожалел изможденного джигита.
— Жунусов, поручаю тебе: всех пятерых накорми хорошенько, обеспечь конями, седлами и пристрой к своей десятке, — велел Мамбет.
Отряд Мамбета направился к оружейному складу.
На улицах Джамбейты появились всадники на куцехвостых конях.
Казалось, над маленьким, заброшенным в степи городком, вдали от больших дорог, пронесся смерч. Кроме конных дружинников, решительных и хмурых, на улицах не было ни души; наглухо закрыв окна и ворота, засели по домам горожане; купцы повесили на дверях лавок и магазинов огромные замки; покинув учреждения, исчезли, будто растворились, чиновники; из правителей велаята одни поспешно удрали, другие попрятались по чуланам, третьи кинулись в объятья мечети. Никто не знал, с чего начиналась заваруха и чем она теперь кончится. Все старались не попадаться на глаза дружинникам.
А повстанцы, захватив оружейный склад, почту, интендантство, носились по опустевшим улицам из учреждения в учреждение. С треском выламывали двери, вырывали косяки; под ударами прикладов трещали оконные ставни, со звоном летели стекла; ветер лихо гнал по улицам тучи бумажек: из затхлых канцелярий вырывались на простор многолетние «дела», точно пух из распоровшейся подушки; в здании земуправы и в правлениях огненные языки жадно лизали пухлые папки…
Группка офицеров пыталась было защитить штаб, но дружинники, не обращая внимания на тявкание наганов, легко опрокинули ее, одного офицера прибили прикладом, другого зарубили шашкой, а на двоих ловко закинули петли, точно на необузданных коней…
После этого офицеры уже не пытались наводить «железный порядок». Присутствие Мамбета вдохновило повстанцев, а на офицеров из штаба его имя нагоняло ужас.
Все чаще раздавались крики: «Довольно гнуть шеи перед атаманами!», «Долой казачьих офицеров!», «Долой убийцу Кириллова!», «Долой головорезов тюре!». Белоусу и Кириллову ничего не оставалось, как задуматься о своем спасении. До вечера они тряслись от страха в домике ветеринарного пункта, а с наступлением темноты сели на коней и умчались из города.