Крутой вираж [дайджест]
Шрифт:
Самолет оторвался от земли. Петер прицелился в шлем Кирке и расстрелял весь семизарядный магазин «вальтера», но с огорчением понял, что взял слишком высоко, — в бензобаке, находящемся над головой летчика, образовалось несколько отверстий, бензин из них лился прямо в кабину, однако самолет набирал высоту. Петер проиграл.
Но тут вдруг в кабине вспыхнул огонь. Он мгновенно охватил голову и плечи пилота, одежда которого, похоже, успела пропитаться бензином. Самолет тем не менее продолжал набирать
— Боже мой, какой ужас! Вот бедняга! — сказала Тильде. Ее била дрожь. Петер обнял Тильде за плечи.
— Да, — сказал он. — И хуже всего то, что теперь он не ответит на наши вопросы.
5
Вывеска на здании гласила: «Датский институт народных песен и танцев», но она служила исключительно для отвода глаз. Внизу, в подвале без окон, находился джаз-клуб.
На крохотной сцене сидела за роялем девушка и что-то проникновенно стонала в микрофон. Вероятно, это и можно было назвать джазом, но Харальд не любил подобную музыку. Он ждал Мемфиса Джонни Мэдисона, цветного музыканта, который, впрочем, большую часть жизни прожил в Копенгагене.
Было два часа ночи. Вечером, когда в школе потушили свет, Харальд, Мадс и Тик потихоньку оделись, незаметно выбрались из корпуса и успели на последний поезд до Копенгагена.
Аквавит, который пил Харальд, возбуждал его все больше и больше. Где-то на задворках сознания теплилась гордая мысль о том, что он теперь в Сопротивлении. Он передал шпиону секретную информацию.
Менеджер клуба взял микрофон и объявил Мемфиса Джонни Мэдисона. Зал взорвался аплодисментами. Джонни вышел на сцену, сел за рояль и склонился к микрофону:
— Я хотел бы начать с композиции великого мастера буги-вуги Кларенса Пайн-Топа Смита.
Снова раздались аплодисменты, и Харальд крикнул:
— Джонни, давай!
Около двери послышался какой-то шум, но Харальд не обратил на него внимания. Джонни заиграл вступление и тут же умолк, потому что на сцену поднялся немецкий офицер.
— Лицам низшей расы не позволено выступать на сцене. Этот клуб закрыт.
— Нет! — завопил Харальд. — Не смей, нацистская дубина!
К счастью, его крик потонул в общем гуле негодования.
— Давай-ка смоемся, пока ты еще чего не натворил, — сказал Тик и взял Харальда за руку.
Трое друзей выскочили на улицу.
— Пойдем на вокзал и там дождемся первого поезда домой, — предложил Тик.
Они собирались вернуться в школу еще до подъема и сделать вид, будто мирно проспали всю ночь.
Друзья пошли в сторону центра. На всех крупных перекрестках немцы установили восьмиугольные бетонные будки. Днем в будках стояли постовые, которых было видно
— Говорят, постовые дежурят без штанов, потому что их ног и так никому не видно, — сказал Мадс.
Харальд с Тиком засмеялись. А через минуту они оказались около груды строительного мусора. Харальд поднял с земли банку, на дне которой еще оставалось немного черной краски. Подобрав длинную щепку, он вернулся к посту и тщательно вывел на стене будки: ЭТОТ НАЦИСТ БЕЗ ШТАНОВ
Буквы получились четкими. Утром тысячи копенгагенцев по дороге на работу прочтут эту надпись и посмеются.
— Ну, что скажете? — спросил Харальд и обернулся.
Тика и Мадса рядом не оказалось, но прямо за его спиной стояли двое полицейских.
— Очень смешно, — сказал один из них. — Вы арестованы.
Остаток ночи Харальд провел в полицейском участке. В восемь утра его отвели из камеры в кабинет. За столом сидел сержант и читал рапорт.
— Ученик Янсборгской школы, так? — сказал он. — Надо было головой думать. Где ты напился?
— В джаз-клубе, господин начальник.
— И часто это с тобой случается?
— Нет. В первый раз.
— А потом ты увидел будку постового, случайно нашел банку с краской…
— Мне очень стыдно.
И тут вдруг сержант улыбнулся:
— Ладно, не убивайся ты так. Мне и самому смешно стало.
— И что со мной будет? — озадаченно спросил Харальд.
— Ничего. Полиция ловит преступников, а не шутников. — Сержант скомкал рапорт и бросил его в мусорную корзину. — Возвращайся в школу.
— Благодарю вас!
Харальд не верил своему счастью. Сержант встал:
— Один совет напоследок. С выпивкой поосторожнее.
— Обещаю! — горячо воскликнул Харальд.
Сержант открыл дверь, но на пороге Харальда поджидала неприятная неожиданность в лице Петера Флемминга.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, инспектор? — спросил сержант.
Петер, не обращая на него внимания, обратился к Харальду:
— Просто замечательно! А я еще подумал, прочитав в списке задержанных имя Харальда Олафсена: уже не наш ли это Харальд Олафсен, сын пастора с острова Санде. — Он обернулся к сержанту. — Я сам с ним разберусь.
Сержант замялся:
— Господин инспектор, старший инспектор решил, что к ответственности его привлекать не стоит.
— Это мы еще посмотрим.
Харальд чувствовал, что вот-вот расплачется:
— Что вы собираетесь делать?
— Думаю отвезти тебя обратно в школу, — сказал Петер.
В Янсборгскую школу они прибыли в полицейской машине. Харальд ехал сзади, как настоящий преступник. Петер показал секретарю свое удостоверение, и их с Харальдом отвели в кабинет Хейса.