Крутые повороты: Из записок адмирала
Шрифт:
Я на квартире адмирала, в его кабинете, где хранится и его библиотека. На полках — энциклопедии, справочники по иностранным флотам, словари разных изданий, специальная военно-морская литература, мемуары военных деятелей и моряков России, многочисленные художественные произведения русских и зарубежных писателей. В специальном большом шкафу Николай Герасимович хранил книги, подаренные ему в разное время друзьями, знакомыми, соплавателями. Беру наугад несколько, перелистываю…
Автографы, автографы… Их около трех сотен, поставленных сюда книг. И на каждой добрые слова авторов, говорящие об их отношении к Николаю Герасимовичу, характеризующие его как флотоводца и человека.
Вот книга И.С. Исакова «Военно-Морской Флот СССР в Отечественной войне» с надписью:
А вот книга «Героическая оборона Севастополя 1941— 1942 гг.», на которой генерал-полковник инженерных войск А.Ф. Хренов написал: «Активному участнику Великой Отечественной войны, организатору подготовки нашего Военно-Морского Флота, Советскому флотоводцу, чье стратегическое руководство обеспечивало успех военных действий на морях и побережьях, упорство и массовый героизм защитников городов-героев Одессы, Севастополя, Сталинграда, Ленинграда, Северного Кавказа, Советского Заполярья и Прибалтики, — Герою Советского Союза Николаю Герасимовичу Кузнецову. С глубоким уважением, А. Хренов».
Профессор, адмирал Ю.А. Пантелеев на своей книге «Полвека на флоте» надписал: «Николаю Герасимовичу Кузнецову, моему соплавателю далеких юных лет и героическому руководителю всем нашим славным Военно-Морским Флотом в течение всей Великой Отечественной войны. С большим уважением, автор, 1974 г.» А вот еще несколько надписей, по которым можно представить дела давно минувших дней. Вице-адмирал Илья Ильич Азаров: «Глубокоуважаемому НГ! На память о встречах в трудные дни войны на Черном море. С глубоким неизменным уважением. И. Азаров, 1968 г.»; генерал-лейтенант Сергей Иванович Кабанов на книге «На дальних подступах»: «Дорогой Николай Герасимович! Всегда помню Вашу высокую оценку боевых подвигов славных защитников Ханко. Прошу принять на память мой труд, посвященный описанию событий на дальних подступах к Ленинграду и подвигам балтийцев. Автор. 16 марта 1971 г.»; Георгий Владимирович Терновский на книге «В битве за Москву»: «Дорогому Николаю Герасимовичу Кузнецову с искренней благодарностью за ценные советы, помощь и рекомендации в написании этой обобщающей данную вами тему книги. На добрую память с особым неизменным уважением от горячо любящего флот военного моряка-историка, от всего сердца скромного автора. Герой Советского Союза, капитан 1-го ранга в отставке Г. Терновский».
Читая автографы, я снова вспоминаю последние годы жизни адмирала…
Тогда Николай Герасимович большую часть года жил за городом. Как я уже писал, работал он много и увлеченно. Первым человеком, которому он читал вслух написанное, была его жена — Вера Николаевна. С некоторыми фрагментами доводилось знакомиться и мне.
Как и прежде, в воскресные и праздничные дни к Кузнецовым приходило много друзей. Николай Герасимович умел тепло принять своих гостей, завязать интересную беседу, вспомнить былое, замечательных людей. Часто рассказывал о начальнике Главного морского штаба Л.М. Галлере, характеризуя его: «Хороший был человек, с хорошими человеческими качествами, удивительной работоспособности, с «болением» за дело, деликатный и доступный. Хорошо знал людей, обладал способностью быстро их распознавать, угадывать и достоинства и недостатки. Поэтому он использовал их наиболее рационально. Большую помощь получил я от него, когда в 1939 году пришел работать в Москву». Когда же речь заходила о строительстве кораблей, то он с уважением и теплотой вспоминал Ивана Федоровича Тевосяна.
Не исключал Николай Герасимович из своей жизни и «чисто земных» дел, занятий и увлечений. Еще в молодости он полюбил историю и в особенности увлекался историей флота и, будучи талантливым рассказчиком, с удовольствием рассказывал о былых морских сражениях и флотоводцах. Кузнецовы часто ходили в театры, любили слушать музыку. Наблюдая Николая Герасимовича на прогулке, я не раз замечал, как он вдруг останавливался,
Человек большой душевной щедрости, Николай Герасимович умел выслушать людское горе, дать мудрый совет, умел порадоваться радости других. Он был каким-то особенным человеком. Случалось, по какой-нибудь причине мы долго не виделись, и у меня на душе накапливалось много тяжелого, но после свидания и разговоров с ним снова воцарялось какое-то спокойствие под воздействием душевой и радостной встречи, тебе оказанной. А ходил я к нему и в минуты радости, и в дни печали, зная, что всегда найду теплый прием и глубокое понимание, получу добрый совет.
Я уже говорил о том, что Николай Герасимович любил книги и много читал. Серьезные, исторические, — читал серьезно, углубленно. А вот беллетристику — новые повести и романы — выборочно, не все подряд, хотя содержание их, что поражало, мог пересказать и пересказывал иной раз лучше, чем, скажем, тот, кто прочитал эту книгу от первой и до последней страницы. Он как-то интуитивно предсказывал, чем кончится судьба того или иного героя. Любил, когда ему читала вслух Вера Николаевна историю Карамзина, книги Ключевского, Тарле… Слушал внимательно, особенно любил Пушкина. Многое из него знал наизусть. Томик «Евгения Онегина» всегда лежал на его столике у кровати.
Николай Герасимович внимательно следил за внутренней и внешней политикой нашей страны.
Трех сыновей воспитал Николай Герасимович. Они учились, росли на моих глазах. Женились. Семья разрасталась. В нее входили новые люди. Николай Герасимович умел сделать так, чтобы в доме всем было легко и просто. По выходным дети приезжали на дачу. За столом отец расспрашивал сыновей о работе и учебе. Они были для него «окошком» в обычную жизнь. Часто приезжали с друзьями и товарищами. И со всеми Николай Герасимович находил общий язык и общие интересы. Был всегда внимателен к тому, что они говорили. Это, по-видимому, сближало с ним молодежь. С сыновьями он не был строг, но и не баловал. Если хотел что-то подсказать — выражал одной-двумя фразами. Уговаривать не любил. Воспитывал их такими, каким был сам. Дети любили отца, и его слово было для них законом.
Характеризуя людей, Николай Герасимович ни о ком не говорил плохо. Недостатков не скрывал, но на первый план выдвигал достоинства, считал, что это поднимает человека и обязывает его больше, чем критика. Он был зорким и трезвым в оценке людей. Умел о сложном сказать доступно, а главное, уважительно. В каждом человеке старался подметить лучшее.
Одевался Николай Герасимович аккуратно, но скромно. Дома к столу выходил всегда в костюме. Предпочитал носить старые вещи, к новым долго не мог привыкнуть. Больше всех остальных дней в году любил и почитал последнее воскресенье июля — День Военно-Морского Флота. В этот день у Кузнецовых было особенно многолюдно. Часто праздник совпадал с днем рождения Николая Герасимовича (24 июля), но и в этом случае любая попытка гостей произнести первый тост за его здоровье решительно отвергалась. Признавался только один первый тост — за Военно-Морской Флот нашей страны.
Нельзя не вспомнить о том, как прекрасно выступал Николай Герасимович. Мне приходилось не раз слушать его в конференц-зале Главного морского штаба. Он очень редко пользовался написанным текстом, хотя всегда его имел. Я сам видел, как тщательно работал он над такого рода докладами. Но не видел, чтобы он когда-нибудь читал с листа, выступая с трибуны.
Среди командного и личного состава флота Николай Герасимович Кузнецов пользовался большим авторитетом. Его по-настоящему любили и ценили моряки. Видимо, еще и поэтому книги его немедленно раскупались.