Крутые повороты: Из записок адмирала
Шрифт:
Прокурор с сочувствием наблюдал за мной (надо же такому случиться: прокурор оказался моим земляком и знал меня еще на родине, я же его не знал) и наконец сказал: «Ну что же, Елисей Андреевич, отправляйтесь в тюрьму и ждите положительного решения вашей судьбы, которое состоится дня через два-три». Я ушел с надеждой на свободу. В камере я все рассказал своим товарищам. Они очень обрадовались, так как это явилось подтверждением распространяемых «тюремным телеграфом» слухов о положительных изменениях в отношении «врагов народа», таким образом у нас появилась надежда на освобождение.
В полдень 5 мая меня забрали из камеры и привели в кабинет начальника тюрьмы. Начальник тюрьмы задал следующие вопросы: «Вы Чернощек Елисей Андреевич?» — «Да», — ответил я. «Вы кончали академию?» — «Да», — вновь ответил я, удивленный этим странным вопросом. «Вы давно в заключении?» — «Уже 18 месяцев». — «Наверное, соскучились
«Протокол №32 Подготовительного заседания военного трибунала Тихоокеанского флота от 4 марта 1940 года. Слушали дело № 031 на бывшего начальника 2-го отдела штаба ТОФ Чернощека Е. А. с обвинительным заключением помощника военного прокурора ТОФ военного юриста 1-го ранга Милокума, утвержденного прокурором ТОФ, бригадным юристом Семченко, для предания Чернощека Е. А. суду по ст. 193—17 п. «а» УК РСФСР. Определили: в действиях Чернощека Е. А. нет состава уголовного преступления, а имеются отдельные упущения по службе, что надлежит квалифицировать по ст. 193—17, п. «а» УК РСФСР. А поэтому… дело по обвинению Чернощека Е. А. в уголовном порядке прекратить и из-под стражи его немедленно освободить. Ввиду того, что Чернощек Е. А. с 22. IX. 1938 г. находился в предварительном заключении, к административной ответственности его не привлекать».
Начальник тюрьмы, внимательно наблюдавший за мной, спросил: «Ну что, все ясно, вопросов нет?» — «Все ясно, вопросов нет», — ответил я, еще полностью не сознавая происшедшего со мной. «Поздравляю вас с получением свободы», — сказал начальник тюрьмы и вызвал надзирателя, приказав ему, указывая на меня: «Побрить, помыть в бане, хорошо покормить и выставить за ворота тюрьмы». Вскоре я уже был в кабинете Николая Герасимовича. Встреча была очень трогательная. Он ни о чем меня не расспрашивал, а сказал: «Елисей, хорошо, что жив остался, а Николайчик, бедняга, погиб, не успел я. Сейчас о твоем назначении говорить не будем. Поезжай в Ялту, в черноморский дом отдыха, отдохни там. Пусть тебя там хорошо проверят, не захватил ли чего с собой из тюрьмы? Если да, то пусть подлечат. Когда вернешься в Москву, тогда и будем решать вопрос о твоем назначении, а сейчас иди к моему заму по кадрам Игнатьеву, он в курсе дела».
Я уехал в Ялту. Врачи обнаружили у меня в верхней части левого легкого заболевание туберкулезом. Им удалось меня вылечить. Потом один товарищ, с которым я был в «черном вороне», когда везли на допрос (он раньше меня вышел из тюрьмы и раньше встретился с Николаем Герасимовичем, поведал мне, как Николай Герасимович ему сказал: «Жаль, нет в живых Николайчика и Чернощека. Погибли». — «Как нет Чернощека?! Я же с ним недавно ехал на допрос». — «А где он? Ведь его посадили в Хабаровске». — «Нет, он сидит во Владивостоке в особой тюрьме». — «Вот почему я не нашел его в Хабаровске. Ну хорошо!» ( Н.Г. Кузнецов, как мне говорили, состоял в комиссии ЦК КПСС, которая занималась на Дальнем Востоке проверкой дел «врагов народа». Николай Герасимович вызвал начальника особого отдела Петрова и сказал ему: «Петров, во Владивостоке в тюрьме сидит Черно -щек Е. А. Чтобы через месяц он стоял вот здесь, где ты стоишь!» Вот так Николай Герасимович помог мне.)
В начале мая 1942 года Николай Герасимович вылетел на Черноморский флот, который с наступлением фашистских войск на Керченском направлении оказался в сложном положении: нужно было на месте изучить обстановку и принять необходимые меры. Мы прибыли в Новороссийск, который почти безнаказанно подвергался бомбардировкам фашистской авиации. Выслушав доклад командира Новороссийской ВМБ капитана 1-го ранга Г.Н. Холостякова, он сразу же отправился на командный пункт ПВО Новороссийска. Выслушав доклад начальника ПВО и изучив расположение зенитных батарей, Николай Герасимович отметил: «Немцы хорошо изучили дислокацию зенитных батарей и умело обходят опасные зоны зенитного огня. Нужно срочно переместить зенитные батареи на новые позиции, пожалуй, лучше всего вот сюда, — и показал соответствующие места на плане города. — В течение ночи незаметно для немцев переместите батареи, к рассвету, до налета фашистов». Начальник ПВО начал доказывать, что он эту работу к рассвету выполнить не в силах. Тогда Николай Герасимович твердым голосом произнес: «Если к рассвету зенитные батареи не будут перемещены на указанные мою места, вы будете расстреляны». Начальник ПВО побледнел, а я был ошеломлен. «Поехали к Холостякову», — сказал он, и мы ушли с командного пункта ПВО. К рассвету начальник ПВО доложил, что все батареи установлены на указанные ему места.
Около 9 часов появилась большая группа фашистских бомбардировщиков,
«Ермаченко, чьи это истребители?» — спросил Николай Герасимович. Ермаченко назвал эскадрилью. «Поедем в эскадрилью, поблагодарим летчиков-героев». Когда мы приехали в эскадрилью, весь личный состав был выстроен на летном поле, кто-то успел предупредить командира эскадрильи. В это время истребители совершали посадку. «Командир, представьте мне летчиков, сбивших фашистские бомбардировщики, — обратился Николай Герасимович, — и скажите, чем я могу их отметить?» — «Товарищ народный комиссар, — доложил весьма бойкий командир эскадрильи. — Летчики — младшие командиры, они давно мечтают стать лейтенантами». В это время подошли три возбужденных летчика. Увидев живого народного комиссара, которого до сей поры видели только на фотографии, они были крайне смущены. Николай Герасимович каждого поцеловал и перед строем объявил им благодарность, присвоив им звание лейтенантов и наградив часами. «У меня с собой нет часов?« — обратился он ко мне. «Нет», — ответил я. «По приезде в Москву дай указание Управлению кадров немедленно оформить присвоение званий, награждение часами и выслать часы. Кстати, необходимо отметить начальника ПВО за точное выполнение приказа в тяжелых условиях обстановки». Николай Герасимович всегда достойно отмечал заслуги людей.
Летом 1946 года Николай Герасимович инспектировал Северный флот. Прибыли в одну из военно-морских баз. Командир базы четко и бодро докладывал, что у него все благополучно и нормально. «А как живут семьи командиров?» — спросил Николай Герасимович. «Нормально, товарищ Адмирал Флота Советского Союза». Николай Герасимович посмотрел на командира базы лукаво и сказал: «Давайте пойдем к женам и послушаем, что они нам доложат». Зашли в одну из квартир. Не успели опомниться, как квартира заполнилась женами с маленькими детьми из других квартир. Николай Герасимович обратился к ним: «Расскажите, как вы живете, какие у вас трудности?» Ну жены и начали «докладывать»: «Мы живем на сухих овощах, наши дети редко видят масло, мясо и молоко — посмотрите на них». Прозвучали и прочие жалобы. Николай Герасимович терпеливо выслушал их и сказал: «Товарищи жены, обещаю вам сделать все возможное, чтобы улучшить снабжение ваших семей». Командир базы и его заместитель по политической части стояли, опустив глаза вниз, и интересно было знать, о чем они думали — ругали или хвалили своих боевых подруг за правдивый доклад. Мы возвратились в штаб. Николай Герасимович спокойно, не осуждая командования базы, заметил: «Вот жены сделали правдивый доклад. А вы — все благополучно, все нормально. Зачем обманывать себя и меня, говорите, как есть на самом деле, ведь не вы виноваты в плохом снабжении. Запомните, что от благополучия в ваших семьях, от настроения ваших боевых подруг намного зависит и боеспособность вашего соединения». Встретившись с командующим флотом, Николай Герасимович дал ему указание — впредь семьям командиров, находящимся в отдаленных базах, выдавать по два пайка из неприкосновенного запаса. В Москве Николай Герасимович такое же указание дал своему заместителю по материальному снабжению С.И. Воробьеву. Тот предупредил, что будут большие неприятности, но Николай Герасимович ответил: «Благополучие семей командиров, боеспособность флота для меня выше, чем мое благополучие». Потом уже А.И. Микоян пожурил Николая Герасимовича и порекомендовал ему: «Впредь в подобных случаях необходимо испрашивать разрешения правительства».
В соединении контр-адмирала Заостровцева были осуждены и отправлены в штрафной батальон три матроса за то, что они, увидев, как два хулигана избивали офицера их части, вступились в защиту его, изрядно расправившись с хулиганами, которыми оказались сотрудники НКВД. Николай Герасимович по кремлевскому телефону позвонил М.И. Калинину и обратился с просьбой о помиловании матросов. Михаил Иванович посоветовал написать ходатайство в Комиссию по помилованиям Верховного Совета СССР. Это и было сделано. Матросов освободили и возвратили в соединение. Заостровцеву было сделано порицание за бездеятельность в данном случае.