Крутые повороты
Шрифт:
— Что? — Кирилл посмотрел на него. Слов его он, кажется, не разобрал. Или не расслышал.
— Говорю, ход твой, старичок, — очень весело сказал Сергей. — Ну чего же ты? Мы ждем…
Кирилл молчал.
После некоторой паузы Степан Степанович снова спросил его:
— А может, сам и виноват? Плохо исполнял свои супружеские обязанности? А? Ты признайся. Свои же люди!
— Ха-ха-ха, — засмеялся Сергей. — Два один в вашу пользу, Степан Степанович. Два — один…
Из-за стола поднялась жена Сергея и вышла за дверь. Следом за ней, со страхом взглянув на мужа,
Кирилл встал.
— Ну! — очень весело сказал ему Сергей. — Смелей же, старичок! Твой ход опять.
И тут я встретился взглядом с Кириллом… И выразительно пожал плечами: ну что я могу поделать? Хозяин дома, положение обязывает… Связан по рукам и ногам… Сам понимаешь…
— Ну что же ты, старичок! — смеясь сказал Сергей. — На войне как на войне… Чего же ты молчишь? Нападай!
Кирилл ничего не ответил. Повернулся к нам спиной и вышел. Из передней приглушенно донеслись быстрые голоса женщин… Короткая возня у вешалки. Хлопнула входная дверь…
И тогда со своего места поднялся Павел.
Он стоял и в упор смотрел на Степана Степановича.
— Куда собрался? — спросил его Степан Степанович. — Рано еще. Посиди… Кажется, нам есть что обсудить с тобой. Как считаешь?
— Степан Степанович, — сказал Павел и сглотнул, как будто у него болело горло. — Степан Степанович, вы… мерзавец…
И тоже вышел из комнаты.
Наступила мертвая тишина.
Такая тишина, что я услышал, как в передней плачет Ольга, жена Сергея.
Еще раз хлопнула входная дверь.
Степан Степанович молчал и остановившимся взглядом тупо смотрел себе в тарелку.
Наверное, от Павла он этого совершенно не ожидал. Ни от кого из нас не ожидал, а уж тем более от Павла.
Утром первого января мне позвонил Сергей.
Ох, как он кричал в трубку!
— …Кирилл что, спятил совсем? — кричал Сергей. — Он спросил меня, хочу ли я идти войной против шефа? А тебя спросил? Тогда какое же он имел право решать за всех нас?.. Мы давали ему такое право?.. Нет, ты скажи, давали?
— Характер, — сказал я.
— Что?
— Характер у Кирилла такой.
— Ах, характер?.. Но почему от этого характера мы должны страдать? Я, ты, Павел?.. Нет, ты скажи, почему?.. Он же погубил вчера Павла. Степан его съест теперь с потрохами… Характер!.. Нет, это уже не характер, старичок… Знаешь, как это называется? Подлость и предательство… Да, да, да!.. Подлость и предательство… Нож в спину! И другого имени этому нет!
Я молчал.
Наверное, я тоже вел себя вчера не лучшим образом. Но что я мог поделать? В моем доме, за моим столом… Лично у меня руки были крепко связаны. Положение обязывало…
Глава третья
Наедине с самим собой
Председатель завкома
И опять документальный рассказ.
Про человека,
В конце сентября бухгалтер завода Валентина Васильевна Сомова попросила в завкоме квартиру.
Тридцать один год она проработала на заводе, с матерью и дочкой Наташей жила в двух сырых комнатах — стены в трещинах, потолок навис. Санэпидстанция района дала официальное заключение: площадь к жилью не пригодна. Но никогда прежде квартиры себе Валентина Васильевна не просила. Или из центра города не хотелось уезжать, или мать, старая женщина, упорствовала: здесь век прожила, здесь и останусь. Или просто из скромности: сколько еще людей живут тесно, а у них хоть и сыро, но тридцать один метр на троих…
А в конце сентября Валентина Васильевна все-таки обратилась в завком с заявлением. И почти сразу же, двадцать восьмого числа, заболела. На работу вышла только через два месяца. А тринадцатого декабря опять слегла — и уже безнадежно.
На заводе заволновались, вспомнили, какой Валентина Васильевна прекрасный человек, безотказный работник, подумали о ее восьмидесятилетней матери, о дочке Наташе, которая еще учится и работает, купили яблок, апельсинов, подняли из дела заявление Валентины Васильевны о квартире и отправили к ней делегацию во главе с председателем завкома Зинаидой Михайловной Грушиной.
25 февраля Грушина собрала завком и сказала:
— Мое мнение квартиру Сомовой надо дать. Сколько ни проживет Валентина Васильевна, так пусть хоть проживет в сухих стенах.
И завком за это проголосовал единогласно.
А через пять дней Валентина Васильевна скончалась.
Гроб с телом еще находился в морге, а Зинаида Михайловна снова собрала завком.
— На повестке дня у нас сегодня такой вопрос, — сказала она. — Ситуация, как вы знаете, изменилась. Сомова умерла, и выделенная ей заводская площадь должна теперь попасть в руки чужих людей, на заводе никогда не работавших. Я говорю о ее матери, гражданке Сомовой Н. Т., и о совершеннолетней дочери Наталии.
Секретарь парторганизации Вера Андреевна Казакова всплеснула руками:
— Зинаида Михайловна, совесть у вас есть? Прах Валентины Васильевны еще земле не предан…
Директор завода Владимир Иванович Новиков сказал:
— Валентина Васильевна тридцать один год проработала на нашем заводе. Полагаю, неэтично отбирать у ее семьи уже обещанную ей квартиру…
— Ставлю на голосование, — сказала Грушина.
Завком проголосовал: квартиру семье Сомовой не давать.
На похороны Грушина не поехала. Собиралась, конечно, и на траурном митинге, как положено, сказала бы речь: о том, каким добросовестным работником всегда являлась Валентина Васильевна, каким она пользовалась большим авторитетом в коллективе. Но Зинаиде Михайловне передали, что после вчерашнего заседания завкома родственники не хотят ее видеть на похоронах. Ну что ж, это их, родственников, законное право.