Крутыми верстами
Шрифт:
Раздумья комдива прервали частые звонки.
— Беру, беру, — потянулся он к аппарату. — Слушаю! — прокричал Дремов в трубку и тут же услышал знакомый голос:
— Здравствуй, Иван!
Дремов понял, что с ним здоровается кто-то близко знакомый, но кто именно — сразу не узнал.
— Здравствуй, говорю, — прорвалось из трубки еще более громко. — Не узнаешь — Горбунов!
— Здравствуйте, товарищ генерал! Откуда? Какими судьбами?
Горбунов коротко рассказал, как его разыскал, и сообщил о том, что состоялось решение о переводе
Дремов не был готов к такому обороту дела. Свалилось оно на него как снег на голову.
— А как же здесь? — забеспокоился он, не найдя сразу других слов.
— Не волнуйся! Свято место пусто не бывает.
В трубке умолкло, а Дремов так и продолжал сидеть неподвижно. Он сожалел, что не проявил настойчивости, чтобы уточнить, о каком Горбунове упоминалось в одном из приказов Верховного Главнокомандующего осенью прошлого года. «А видать, о нем. Душевный человек. Не раз приходилось подставлять плечи под одно заснеженное бревно, когда корчевали тайгу в «местах не столь отдаленных»…»
Так и не сомкнув глаз, вышел комдив перед рассветом на воздух. Ломило в висках, а мысли быстро мелькали в уставшей голове, захлестывали одна другую.
Оглянувшись вокруг, он зябко поежился. В восточной стороне неба щурилась заря, над поймой клубился молочный туман.
Вскоре появился Бражников, теперь уже полковник с четырьмя орденами на груди. Блеснув плотным рядом крепких зубов, поздоровался.
— Что, не спится? — спросил Дремов.
— Привычка, Иван Николаевич…
— Совсем неплохая. Много спать — добра не видать!
Бражников насупился.
— Хотел спросить… — начал он с намеком на якобы дошедшие слухи о повышении комдива. Дремов не успел выслушать. Попросил телефонист:
— Вас сверху, товарищ генерал. Звонил сам командарм.
— Ну что же ты, братец? — как бы с укором начал генерал Уханов.
— Слушаю вас, товарищ сорок третий, — ответил Дремов вполне официально, а сам подумал: «Неужели о том же, о чем говорил Горбунов?» — Не совсем вас понял…
Командарм изменил тон на серьезный, деловой:
— Состоялось решение о вашем назначении к товарищу Горбунову. Туда прибыть не позднее двенадцатого. Так что на все вам неполная неделя. Бразды правления передайте заму, товарищу Бондареву. Как он там? — спросил Уханов.
Дремов ответил не сразу. Даже после разговора с генералом Горбуновым услышанное теперь от командарма взволновало его.
— Так как? — повторил Уханов вопрос. — Как Бондарев?
— Думаю, можно доверить. Потянет.
— Вот и хорошо. Помогите ему побыстрее войти в курс дела.
Двое суток мотался Дремов и по переднему краю, и в частях второго эшелона, таская за собой полковника Бондарева, больше всего стараясь добраться до тех мест, где самому в последнее время не удавалось побывать, но о том, что на днях убывает, ни Бондареву, ни другим офицерам не сказал ни слова.
Лишь вечером, в разговоре
— Есть такое решение… Совсем не вовремя.
О новом назначении Дремов ни словом не обмолвился и в докладе партийному активу. Но никуда не денешься. В заключительном слове все же пришлось сказать.
Нелегко расставаться с людьми, с которыми пришлось ходить длинными и неимоверно крутыми верстами. Он прощался с дивизией, являвшейся для него не мачехой — родной матерью.
После собрания поспешили к нему и офицеры, и рядовые бойцы. Все они знали, что их командир достоин повышения по службе, и все же не хотелось с ним расставаться. Любили они его суровой солдатской любовью.
У командарма разговор был короткий, так как вопросы, связанные с перемещениями, были решены накануне. Теперь оставалось соблюсти формальность — представиться. Тут, как говорится, никуда не денешься: служба есть служба.
Воспользовавшись случаем, командующий вручил Дремову второй орден Суворова, которым тот был награжден за успешное форсирование дивизией реки Днестр. В заключение, как положено по русскому обычаю, выпили по чарке. Провозгласив тост, командарм обнял Дремова, поцеловал.
— Солдатское тебе спасибо, Иван Николаевич, за верную службу Отечеству! Желаю тебе всегда быть таким же боевым командиром и уважаемым коммунистом!
Задерживаться в штабе дольше необходимости не было, и Дремов поспешил в дивизию.
Перед глазами выстраивались шеренги знакомых и близких людей. Среди них была и Ядвига. «Как с ней?»
Когда до поворота в сторону полкового медпункта оставалось каких-то два километра, впереди, в районе штаба дивизии, с такой силой грохнули разрывы, что даже на довольно значительном расстоянии почувствовалось колебание горячего воздуха.
— Стой! — приказал Дремов, выпрыгивая из машины. За ним поспешил и полковник Бондарев. Глядя в сторону разрывов, они поняли, что авиация противника одной группой пикирующих бомбардировщиков наносит удар по району расположения выдвинутого ближе к реке армейского понтонного батальона, а другой, несколько меньшей, по штабу дивизии. И хотя наши зенитчики, открыв массированный огонь, сбили два самолета, остальные продолжали развороты над целями.
— Не случайно к району батальона все пытался прорваться разведчик, — проговорил Дремов.
— Видать, все же нащупал, — продолжил мысль Бондарев.
Вскоре многие дома в деревне в районе командного пункта охватило пламенем. Рванувшись вперед, машина через несколько минут была на КП. Там после ухода самолетов поднялась суета. Одна бомба разорвалась в нескольких шагах от врытой в стенку оврага столовой, а вторая рядом с блиндажом радистов. Из-под обломков доносились стоны людей. И хотя начальником штаба уже были приняты срочные меры для оказания пострадавшим помощи, в наведение порядка вмешался и новый комдив.