Кружева лабиринта
Шрифт:
На какое-то время водворилось молчание. Окунаясь в тяжелые думы, мы только изредка обменивались отчаянными взглядами, а тишина обрывалась, лишь когда Синди сморкалась в платок, вознеся глаза к потолку. Эшли была белее снега, а её потухшее лицо тонуло в пантомиме настоящего ужаса.
– Что если мы следующие?… – прошептала она. – Всё, что связано с Ньюманом – проклято!
– Эш, перестань! – твёрдо сказала я. – Да мало ли несчастных случаев в жизни? Не думаю, что во всех повинен обветшалый дом! К тому же доктор Ньюман умер, а мёртвые не приносят вреда – живые куда опаснее. Наше поведение выглядит весьма подозрительно, уж если о ком и не стоит забывать – так это о Молли, которая с радостью нашепчет о нас своему отцу.
– Ты же сама видела, как сильно испугался мистер Вупер, – напомнила Синди. – Зря мы в это впутались! Не сносить нам головы!
Мне
– Рондо?
На что в ответ получила укоризненные взгляды тех, у кого любая еда от волнения вызывала тошноту. Наши общие рассуждения зашли в тупик, когда раздался звонок. Мы покинули столовую и разбрелись по классам; Эшли вошла первой, а я за ней.
Посредине кабинета за учительским столом сидел преподаватель, встречающий нас мучительно долгим взглядом глаз, родственных кромешной тьме, силой которых я нехотя остановилась в дверях. Именно таким я и представляла себе Каллена Ферару: высоким, худосочным; с черными, как уголь, неряшливыми волосами, нагло свисающими до широких плеч. На его лице застыла жизнь – никакой мимики и никаких эмоций, кроме презрения, а в каждую черту отреченного лика легла уродливая тень печали и суровости. Чёрная мантия ниспадала на пол водопадом блестящего атласа, а темный костюм походил на сутану. От его поистине колдовского вида меня бросило в дрожь. Он пристально наблюдал, как я шагнула к парте и села рядом с Эшли. В воздухе улавливалась тревожная тишина: притихли все, не исключая Молли Клифтон. Сложив изящные руки на столе, она не поворачивала головы. Учитель Ферару с медлительной монотонностью по очереди оглядел напряжённые лица учеников, заканчивая круг мной. Мои глаза невольно опустились, когда он резко встал со стула, подошёл к парте, где сидела я и Эшли, и навис телом над моей головой.
– Мисс Чандлер, по какой причине вы опоздали?
Он проговаривал слова с поразительной четкостью, особенно протягивая окончания. Вероятно, английский язык он изучал компромиссно, не забывая румынской манеры произношения. Его низкий скрипучий голос внушал страх и величие. Я с трудом выдохнула, поднимая на него наигранно вызывающий взгляд.
– Мы вошли по звонку, сэр. Разве это считается опозданием?
– Тсс… – он поднес к моим губам грубый указательный палец, пахнущий серой, не прекращая буравить моё лицо тьмой глаз, перед которыми было невозможно соврать. Они точно лучами просвечивали разум и видели тело насквозь.
– Запомните, мисс Чандлер, в этом кабинете говорю только я. И вопросы задаю только я!
Он снова обвел медленным взглядом класс, который затаился жертвой, чующей, что за ней ведут охоту.
– Приступим к занятию.
От сильного напряжения к вискам прилила кровь. Пока он изъяснял тему, никто не смел пошевелиться. Я не могла думать ни о чем, кроме шелеста скользящей по полу мантии и глазах могильной темноты, принадлежащих учителю. Чудилось, будто мои мысли, тяжёлые и бесформенные, навек закрылись в плену головы и сосредоточиться в присутствии Каллена было бы настоящим прорывом в сфере мышления. Часто его взгляд, полный лютой ненависти и высокомерия, останавливался на мне, заставляя отвести взор и свято поверить слухам, овивающим его противоречивую фигуру, словно лианами; поверить, что именно он превратил собственного сына в монстра с расплавленным лицом и телом, которое тот тщательно скрывает.
Наблюдая гнетущую атмосферу в классе, стало очевидным, что уроки Каллена Ферару были единственными, где дисциплина служила образцом благочестивости, и где Молли Клифтон самостоятельно показывала уровень своих знаний. Она стремилась заслужить похвалу и весь материал, задаваемый на домашнюю подготовку, учила наизусть. Другие тоже не отставали в стремлении проявить себя, и классные работы выполняли с честью и достоинством, ни одной минутой не помышляя прибегнуть к помощи подручных средств. К тому же в течении урока Каллен мерил шагами кабинет, вездесущим оком держа учеников в треволнении. Однако при всем старании класса угодить учителю, Ферару скупился воздать
Мои мысли стали осязаемы лишь на перемене и крутились вокруг гибели Дэвида Кокса. Я понимала, что необходимо соблюдать осторожность, но всеми фибрами души желала узнать, кто скупает котов у мистера Вупера на имя покойного Ньюмана. Чередой разъяснений я убедила Эшли в надобности снова посетить зоомагазин и расспросить продавца подробнее о письме. Но наши планы нарушил непредсказуемый поворот.
Целый день Молли и её подопечные игнорировали нас: не привязывались, не произносили слов в адрес Эшли и обходили нас стороной. Мы тихо ликовали в душе. Но ликование стремительно рассеивалось, как только Молли украдкой, но торжествующе глядела на меня, оставляя на губах след коварной улыбки. Они перешептывались, и я никак не могла усмирить интуитивного предчувствия передряги, из которой нельзя выйти с добрым именем и непоруганной честью. Я поделилась своими опасеньями с Эшли, но та верила тому, что видит, а не чувствует.
– Нечего тут думать, Кэти, они просто тебя испугались! Наконец-то нашёлся человек, указавший им, где их место! – с гордостью говорила Эшли, похлопав меня по плечу.
Я отвечала Эшли тихим взглядом, с большим предубеждением, что небо вскоре обрушится всеми известными проклятиями благодаря нашей беспечности. И то предчувствие оправдало себя сразу, как я вышла из школы.
Эшли осталась на тренировку по шахматам, и мы договорились, что я дождусь её на волейбольной площадке. Спустившись по каменным порогам с закрытыми перилами по бокам, я свернула к площадке, где не было ни одной души, а тем временем кто-то метнулся из-за угла и заломал мне руку. Я стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть, а когда обернулась, увидела карающий бич Молли Клифтон – темнокожую американку Шейли. Она оскалилась, как дикий зверь, с кровожадностью в сморщенном носе.
– Пришёл день расплаты, сиротка! – протянула Шейли.
Стараясь вырваться, я собиралась ей ответить, как вдруг почувствовала сильную боль в затылке, такую, что в глазах посыпались искры. Кругом потемнело, и я поняла, что падаю на чьи-то руки.
5.
Вечер опустился на землю, когда я стала приходить в сознание, ощущая нестерпимую головную боль и холод кладбища, ползущий по спине. Затем обрушился сильный тумак по лицу, следом ещё один, и третий окончательно привел меня в чувства. В плывущих предметах я пыталась сориентироваться, но поняла только, что лежу на студёных плитах на улице. За волосы меня держала Марта, а обрушивала силу неженских кулаков Шейли, присевшая на корточки. Что-то тёплое упало мне на подбородок и руку, снова и снова – это были капли крови с моей разбитой губы.
– Очухалась, сиротинка! – воскликнула Молли, кружа надо мной, словно гриф над трупом. – Ну? Осталось ещё желание грубить?
Марта и Шейли зловеще хохотали. Я оторвала губы, прилипшие друг к другу. Но произнести ничего внятного не сумела: рот был полон крови. Пока я сплевывала её, Молли продолжала злорадствовать.
– Посмотрим насколько ты смелая. Осмотрись хорошенько вокруг. Что ты видишь?
Повинно подняв голову, я оглядела рассеянную темноту. Перед глазами был особняк доктора Ньюмана. Лунный свет падал на померкшие стены, истерзанные часами одиночества и духом присутствия в ней загубленных душ. Мы находились у тяжёлых дверей с узором могильных оград, простирающихся вверх на шесть футов. Витражные стекла с изображением девяти кругов ада по Данте помутнели и кое-где потрескались. Особняк устремлялся в небо четырьмя этажами безжизненных окон, казалось, молящих прощение за то, что некогда творилось внутри. Вся его мрачность обдавала дыханием смерти. Над крышей, видимой мной ежедневно с высоты мансарды, безмолвно парили чёрные вороны. У меня перехватило дух. Я была напугана мыслью, что Молли Клифтон и её бессердечная команда уготовили мне. Но показывать свой страх я не помышляла.